Обманутая - Шарлотта Линк

Джейн хорошо помнила, как однажды вечером Шон впервые заговорил о своей злости, о правосудии. Ему тогда было пятнадцать, Джейн – семнадцать. Они лежали по своим кроватям в такой крошечной комнате, что даже не нашлось места для шкафа. И тогда он вдруг промолвил в темноте:

– Родители не виноваты, что все так стало. Во всем виноват тот мерзавец, который сбил Дилана и потом сбежал.

Конечно, это он был во всем виноват, но Джейн понимала, почему Шон упомянул при этом родителей. Зачастую она сама с грустью и разочарованием говорила об отце и матери – вероятно, чаще, чем о неизвестном виновнике. У него не было ни лица, ни имени, никто его не знал. Но родители… Эти люди вместе произвели на свет троих детей и приняли на себя большую ответственность. Когда же наступил тяжелый момент, когда они оказались перед лицом серьезного испытания – то оказались неготовыми. И поведение родителей ранило Джейн больнее всего прочего. Она была разочарована. В отце, который не нашел иного пути, кроме как трусливо сбежать, сознавая при этом, на что обрекает семью. И матери, которая так сосредоточилась на Дилане, что весь прочий мир прекратил для нее существование, и жизнь вне заботы об этом беспомощном ребенке словно замерла. Возможно, Джейн это затронуло не так сильно: ей было пятнадцать, когда все это произошло. Она все-таки могла говорить о нормальном детстве. А вот Шон, этот впечатлительный подросток, нуждавшийся в любви и заботе, который в семье был наименее стойким, и, глядя на которого, Джейн видела перед собой тонкий стебелек на ветру, – за него она тревожилась больше всего. И уже из-за него не могла простить родителей. Джейн поняла, что слишком четко выражала эти мысли, особенно при Шоне.

– Этот человек разрушил нашу жизнь, – продолжал Шон. – Дилана и папы с мамой. Твою. Мою.

Именно от этих мыслей Джейн и пыталась всячески отделаться. Ей не хотелось говорить о разрушенной жизни. Даже думать не хотелось.

– Мы еще можем устроить свою жизнь, Шон, – сказала она.

– Только не я, – возразил брат.

– И ты сможешь.

– Хотел бы я разыскать этого типа. Который сбил Дилана.

Джейн улыбнулась. Шон-мститель.

– И что потом?

– Я бы спросил его, почему он это сделал. Почему он просто сбежал.

Никто не брался сказать, могло ли все сложиться иначе, если б Дилану вовремя оказали помощь. В какой мере на его состоянии сказались эти упущенные полтора часа. Но одной лишь вероятности, что эта задержка повлияла на его дальнейшую судьбу, оказалось достаточно, чтобы наделить Шона уверенностью: это ключевой момент. Если б водителю хватило мужества и совести, чтобы сразу вызвать «скорую», это избавило бы их от худшего.

– Шон, мы никогда его не найдем. Столько времени прошло… Придется смириться с этим.

– Я не могу смириться.

– Нужно смотреть в будущее. Что случилось, того не изменишь. Мы должны двигаться дальше.

– Я ни о чем другом не могу думать, – сказал Шон. – Только об этом водителе. И о том, как он уехал.

Могла ли она в тот момент предположить, что мысль, зародившаяся в голове подростка, позднее перерастет в одержимость?

– Шон, – сказала она тихо, – а знаешь, о чем я думаю?

– О чем?

– Пойти в полицию. В смысле работать.

– Хочешь стать полицейским?

– Почему бы и нет?

– Они же так облажались с Диланом!

– Может, я буду лучше, чем они.

– Вот это да! – Шон был под впечатлением. – Моя сестра. Полицейский. Потрясно!

Теперь, спустя столько лет, едва ли Джейн могла сказать, что пройденный до этого дня путь хоть в чем-то был потрясным.

Калеб приехал в Ливерпуль и, едва оказавшись в фабричном квартале, сразу заметил, что Кадира нет на его привычном месте.

Оставалось надеяться, что это не значило ничего дурного.

Калеб заглушил мотор и вышел. Для начала он направился в квартиру Грейс Хенвуд, хоть особо и не надеялся, что родители как-то узнали, где могла прятаться их дочь.

Ему открыла миссис Хенвуд. Вид у нее был еще более несчастный, чем в прошлый раз. Хотя, казалось бы, куда уж хуже.

– Детектив, – сказала она тихо. Вероятно, еще помнила его. – Грейс так и не объявилась. И мы понятия не имеем, где бы она могла быть. Полиция опросила всех ее одноклассников. И ничего.

Мистер Хенвуд появился из кухни.

– Вы разыскали Грейс? – спросил он.

– Нет, – Калеб покачал головой. – Сожалею.

В глазах у миссис Хенвуд заблестели слезы.

– Она как сквозь землю провалилась. Я ничего не понимаю. Это ведь как-то связано с тем человеком, которого нашли на фабрике, верно? Но наша Грейс не имеет к этому никакого отношения! Конечно, ей не следовало забирать кресло, но…

– Миссис Хенвуд, – прервал ее Калеб, – никто не обвиняет Грейс. Она не совершила ничего противозаконного. Очевидно, она думает, что ее накажут, и поэтому прячется. Но для этого нет оснований.

– Полагаете, она действительно просто спряталась? Что с ней ничего не случилось?

К сожалению, Калеб не был уверен на этот счет, но ему не хотелось еще больше пугать миссис Хенвуд.

– Думаю, Грейс все-таки прячется. И вам не приходило в голову, куда бы она могла податься?

– Она может быть где угодно, – сказал мистер Хенвуд.

– О ней кто-нибудь еще спрашивал?

– Нет. Вчера и сегодня – никто.

– А Кадир Рошан к вам не заходил?

– Кто?

– Молодой индиец. Постоянно сидит на стенке перед домом.

– А, этот, – догадался мистер Хенвуд. – Странный малый. У него с головой не в порядке. Нет, он не заходил.

– А вы знаете, в каком доме он проживает?

Миссис Хенвуд кивнула.

– В доме напротив. Мансардный этаж, кажется.

– Он имеет какое-то отношение к исчезновению Грейс? – спросил мистер Хенвуд.

Калеб отмахнулся.

– Нет. Но возможно, он что-то видел.

По неясной причине Калеб не надеялся застать мистера Рошана в квартире. Странно, что его не было на этой стенке, когда солнце не припекало и дождь не лил как из ведра. Идеальная погода, чтобы сидеть на своем излюбленном месте. Калеб все больше тревожился. Буквально все, кого затронула эта история, исчезали один за другим.

Старший инспектор попрощался с Хенвудами, после чего пересек улицу и вошел в указанный дом. Многие квартиры в доме, похоже, пустовали. Только за одной из дверей были слышны шаги, но и те сразу затихли, когда Калеб прошел мимо. Очевидно, сюда никто не захаживал, и его появление в квартале было своего рода сенсацией.