Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла - Майк Маллейн

– 310 000 футов… все еще около 25 Махов… начинает появляться перегрузка.

Хуту не было нужды предупреждать о перегрузках. Аварийно-спасательный скафандр добавил почти 30 килограммов к весу моего тела. Мускулы, приспособившиеся к нулевой тяжести, уже чувствовали, как трудно нести этот вес даже при малой величине ускорения.

Я посмотрел в верхние окна. Как и в полете 41-D, змея плазмы посверкивала над нами и ускользала в черноту. Время от времени она пульсировала яркими вспышками, которые освещали кабину, подобно фотовспышкам. Жаль, что я не уделил больше внимания этой игре света во время полета на «Дискавери». Не была ли эта плазменная лента ярче? А те вспышки чаще? Не испаряющаяся ли шкура «Атлантиса» усугубляет картину? Хут и Гай не сообщали о каких-либо проблемах, радио молчало. Если жар и растворял донную часть «Атлантиса», повреждения еще не достигли ни одного датчика.

На высоте 73 километра и при скорости 24,9 Маха система управления дала «Атлантису» команду развернуться в 75-градусный правый крен. У него было многовато энергии, и автопилот уводил корабль с курса, чтобы увеличить длину пути до места приземления. Это лишнее расстояние дало бы нам больше времени на снижение. Мы доверяли автопилоту, который должен был вывести нас к посадочной полосе базы Эдвардс в правильное время. Пилот шаттла не мог смотреть в окна на лишенный каких-либо деталей океанский ландшафт с высоты 73 километра и, находясь еще в 4800 километрах от полосы, при этом вручную корректировать энергетическое состояние орбитальной ступени. Нам пришлось довериться мудрости акселерометров в инерциальных измерительных устройствах «Атлантиса», чтобы решить эту задачу.

Яркость плазменной воронки увеличилась. Я подумал, много ли землян наблюдает этот небесный спектакль. Хвост перегретого воздуха будет светиться еще много минут после того, как мы пролетим. Мы прорисовывали ярко-белую дугу от горизонта до горизонта, которая способна лишить дара речи любого наблюдателя, будь он шаман на покрытом джунглями острове или капитан супертанкера.

Горизонт показался в окнах Гая. Приближающийся восход окрасил земной лимб в цвет индиго.

– 22 Маха; 220 000 футов; половина g.

Я понял, что не могу дольше оставаться наверху. Мышцы моих ног дрожали. Пора было возвращаться вниз по лестнице на свое место. Однако, прежде чем покинуть летную палубу, я вытянул шею, чтобы увидеть Землю. Солнце уже поднялось и раскрасило рваный слой облаков в цвет розового фламинго. И вот в этот момент, когда я думал, что видел уже все захватывающие дух сцены в космосе, моим глазам открылось новое зрелище. Мы все еще делали несколько километров в секунду, но на высоте всего в 65 километров над облаками, а потому казалось, что мы не замедляемся, а ускоряемся. Облака неслись под нами с такой скоростью, словно это фантастический фильм. Зрелище завораживало, и я не мог оторваться до тех пор, пока ослабленные невесомостью ноги не подкосились и я не рухнул на пол. Время, когда мне нужно было вернуться в кресло, давно прошло. Я подтянул себя к левому краю люка между двумя палубами и взглянул вниз. Черт, я слишком долго дожидался наверху. Испытывая такую нагрузку, я уже не имел шансов преодолеть два метра лестницы и при этом не упасть и не нанести себе серьезных повреждений. Я застрял на летной палубе, и моим креслом стал ее стальной пол – ситуация, о которой я, впрочем, не жалел.

Мне была ненавистна сама мысль о том, чтобы сидеть внизу. Там мне пришлось бы пялиться в стену из ящиков. Там не было ни окон, ни приборов. Я не мог себе представить ничего более ужасного, чем, находясь в этом отсеке, услышать звуки смертельной агонии разрушающегося шаттла, когда одновременно гаснет свет и умолкает интерком – как это произошло с Роном Макнейром, Грегом Джарвисом и Кристой Маколифф на «Челленджере». Если бы моя машина решила развалиться, я бы предпочел находиться наверху, где я, по крайней мере, смогу умереть, глядя в окно. Нет никакого смысла идти к боковому люку и испытывать новую систему аварийного покидания. Если я выпрыгну наружу, то, учитывая аэродинамический нагрев, мое тело испарится быстрее, чем москит, попавший в огненную ловушку.

Я мог слышать рокот вибраций, пронизывающих конструкцию «Атлантиса». И опять я подумал, что надо было уделить этому больше внимания в полете 41-D. Была ли эта вибрация нормальным аэродинамическим шумом?

Мы прошли за последние 50 минут 18 000 километров в планирующем полете, но большая часть торможения еще была впереди. Диалог Хута с самим собой становился все быстрее:

– 20 Махов; 210 000 футов; до цели 2200 километров… 18 Махов; 200 000 футов… одно g… 185 000 футов; 15,5 Махов… 1,4 g.

Мы преодолели самую трудную часть траектории возвращения, и «Атлантис» летел вполне нормально. Без сучка и задоринки он закончил свое превращение из космического корабля в воздушное судно. Я все больше сомневался в нашей оценке повреждений – и все же был счастлив, что жив и способен на сомнения.

Теперь уже был слышен значительный аэродинамический шум в сочетании с тяжелой вибрацией.

– Пошел воздушный тормоз.

До посадки оставалось десять минут.

На пяти Махах Гай щелкнул тумблерами, которые ввели в поток воздушные датчики с двух сторон от носа корабля. Поступающая от них информация о воздушной скорости должна была помочь точнее управлять «Атлантисом».

– 3,7 Маха… 100 000 футов… Вижу дно озера.

Компьютеры «Атлантиса» сделали свое дело. Пройдя в планирующем полете половину окружности Земли, мы оказались в пределах досягаемости от посадочной полосы.

Аэродинамический шум перерос в грохот товарного поезда.

– Один Мах… 49 000 футов.

Скорость «Атлантиса» упала ниже звуковой, и наши ударные волны побежали впереди нас, подхлестывая корабль и сопровождаясь гудящей вибрацией. Вполне вероятно, звуковой удар огласил пустыню и донес до наших жен весть о нашем прибытии.

Мы наконец-то достигли зоны возможного применения нашей неуклюжей системы аварийного покидания. Теперь мы шли на дозвуковой скорости и на высоте ниже 50 000 футов при стабильной перегрузке 1 g. Если бы сейчас потребовалось аварийное покидание, я пробрался бы вниз, потянул ручку аварийной разгерметизации кабины, а затем и ручку отстрела крышки бокового люка. Потом я бы выдвинул закрепленный на потолке шест для скольжения, пристегнулся привязной системой к кольцу и выскользнул наружу. Разумеется, предполагалось, что либо Хут, либо автопилот смогут удерживать «Атлантис» в ровном управляемом снижении. Если корабль начнет кувыркаться, перегрузки пришпилят нас к стенам кабины, как жуков в энтомологической коллекции, и после этого будет уже все равно, находишься ли ты на летной палубе или на средней.

Хут забрал управление у автопилота и ввел «Атлантис» в левый поворот для захода на посадку. Гай с видом аукциониста объявлял скорость и высоту:

– 295 узлов, 800 футов… 290… 500 футов… 400 футов… 290… выпускаю шасси. – Я услышал и почувствовал, как опускается носовая стойка шасси. – Шасси выпущено… 50 футов, 250 узлов… 40… 240… 30 футов… 20 футов… 10… 5… касание на 205 узлах[165].