Край навылет - Томас Пинчон

– Шон…

– Вот она – Мудрость, повтори мне.

Подчеркнуто вздохнув, она подчиняется, добавив:

– В зависимости, конечно, от определения, какое есть у «есть».

Ну да, что-то несколько иное. Какой вообще была альтернатива? Затребованная мелочной повседневностью, делая вид, будто жизнь Вернулась К Норме, закутавшись и дрожа от зимы непредвиденности в каком-то протертом одеяле издержек первого квартала, школьных комитетов, нестыковок в счетах за кабель, буднего подергивания от подоночных фантазий, для которых «мошенничество» – термин часто слишком элегантный, соседей сверху, которым заделка швов ванны совершенно чужда как понятие, симптомов верхне-дыхательных и нижне-кишечных, и все это – в затейливой убежденности, что перемена всегда будет достаточно постепенной и с ней можно справиться – страховкой, средствами защиты, здоровыми диетами и регулярной физнагрузкой, и что зло никогда не налетает, ревя, с небес и не взрывает ничьих громоздящихся заблуждений касаемо собственной исключительности…

С каждым днем, видит она, который Зигги и Отис невредимо переживают, прибавляется тысячная пункта к ее уровню уверенности, что, быть может, никто на них вообще-то и не охотится, может, никто не обвиняет ее в том, что совершил Виндуст, может, вероятный убийца Лестера Трюхса, Гейбриэл Мроз, не проецирует злую энергию в самую сердцевину ее семьи посредством Ави Дешлера, который все больше и больше напоминает того пацана в подростковом ужастике, как выясняется – одержимого.

– Не-е, – Брук блаженно, – он, вероятно, экспериментирует. Может, у него что-то готическое. – Странное дело, Максин нынче самонаводится на свою сестру, понимая, что из всех признаков и симптомов городской патологии Брук исторически – ее лучший индикатор, ее токсический датчик высокой чувствительности, и теперь ее интригует наблюдение, что в манеру себя вести у Брук в последнее время вкрадывается некая странная антикветчевость, некая готовность отказаться от старых своих маний касаемо людей и покупок, какое-то… свечение? Аахх! Нет, не может быть. Или может?

– Ладно, выкладывай, когда срок?

– Хмм? «Что мне делать»? Ты в смысле, типа, весь день или… О. О, Макси-Такси, ты уже сообразила, что ли? Я Ави только вчера вечером сказала.

– Сестринство сверхчувственно, смотри больше ужастиков, будешь образованной. Как Ави отнесся?

– Обалденно?

Сам Ави так бы не сказал. У него теперь завелась еженедельная привычка проскальзывать в грузовые ворота за углом и мимо Дейтонова неодобрительного пригляда, рассказывать Максин свои печальные истории про «хэшеварзов», как будто у нее в распоряжении целый арсенал супернавыков.

Его рабочее место превратилось в крысиное гнездо имперского строительства, защиты своих полян, карьеризма, ножей в спину, предательства и стукачества. То, что раньше Ави воображал простой паранойей насчет конкуренции, теперь фактически системно, а внутри врагов больше, чем снаружи. Он ловит себя на том, что и впрямь произносит слово «племенной». А кроме того:

– Не против, если я на минутку воспользуюсь твоим туалетом?

Что у Ави стало Часто Задаваемым Вопросом. Плюс красные глаза, полуприкрытые веками, сопливый нос, дурошлепский и разрозненный базар, звоночки еще как звенят. Однажды Максин дает ему короткую фору, затем следует за ним по коридору и в туалет, где обнаруживает своего зятя с соплом компьютерной продувалки в носу, злоупотребляет аэрозолем.

– Ави, ну ты даешь.

– Это же воздух в банке, безвредно.

– Этикетку прочти. На какой-нибудь планете, где атмосфера – фторэтан, может, и «воздух». А меж тем тут, на земле, неплохо бы помнить, что ты станешь патёрфамильныйхез, еще и сообразить не успеешь.

– Спасибо. Мне тотальная эйфория полагается, да? Так вот, представь: ее нету, у меня тревога, я знаю, что надо найти другую работу, Мроз меня держит за яйца, как мне выплачивать ипотеку, кормить семью, без зарплаты?

– Мрозу небезразлично одно, – как обычно, ну-будет-будет, – чужие лапы на бубне компании, а на втором месте где-то вдали – неразглашение. Если сможешь его убедить, что не представляешь угрозы ни там, ни там, он сам пойдет и подберет тебе идеальную работу мечты.

Но от ПодБытия ей никак не отлипнуть. С тех пор, как открыли исходники и пригласили туда полпланеты, причем ни один не тот, за кого себя выдает, приобрели комплект опционных меню размерами с Налоговый кодекс, по сайту может бродить кто угодно, толпы праздношатающихся туристов, любопытствующих фараонов, конец той подпаучьей жизни, какую мы знали, ром-хакеры, самогонщики, еретики-ролевики, постоянно зачеркивают и переписывают, вводят запреты, осуждают, заново определяют всевозрастающий реестр вкладов в графику, инструкции, шифрование, выход… слово вылетело, и, похоже, они много лет его ждали, таков, что называется, неудовлетворенный спрос. Максин вполне способна раствориться в толпах, незримая и без напряжения. Не вполне пристрастилась, хотя однажды ей случается на секунду вернуться в мясную местность, она смотрит на часы на стене, решает арифметическую задачку, соображает, что не может отчитаться за три с половиной часа. К счастью, рядом никого, только у себя она может спросить, чего она там ищет, потому что ответ столь бездарно очевиден.

Да, она осознает, что ПодБытие не занимается воскрешениями, спасибо, что заметили. Но что-то странное происходит с досье Виндуста, тем, что она скопировала себе в компьютер вскоре после того, как Марвин ей доставил его на флешке. Она урывала мгновения заглядывать туда, не, в последнее время, без позывов колоноректального страха, потому что всякий раз, когда она с ним нынче сверяется, к нему добавляется новый материал. Как будто – раз плюнуть с учетом ее брандмауэров, устаревших на много поколений, – кто-то к ней вламывается, когда только их душа пожелает.

«Рассмотрим недавно разработанную теорию, – к примеру, – что объект, не будучи двойным агентом в классическом смысле, мог преследовать хорошо определенные личные цели. Согласно досье, с которых недавно снят гриф, все могло начаться еще в 1983 году, когда объект якобы содействовал побегу лица гватемальской национальности, интересующего Archivo[135]как подрывной элемент, на котором объект в то время был женат». И тому подобные обновления, все странно безнегативны, когда не прямые восхваления. Кому такое вот предназначено? Только Максин? кому польза знать, что двадцать лет назад Виндуст по-прежнему был способен на доброе дело, спасая свою тогдашнюю жену Сьомару от фашистских убийц, на которых, говоря технически, сам работал?

Первым подозреваемым автором тут будет сам Виндуст, который старается хорошо выглядеть, только это ж безумие, потому что Виндуст мертв. Либо это ловкачи с Кольцевой на маневрах, либо интернет стал медиумом для связи между мирами. Максин начинает подмечать экранные присутствия, про которые знает, что она должна уметь их поименовать, смутные, эфемерные, всякое убывает вдаль до единственного анонимного пиксела. Может, и нет. Гораздо вероятнее, что Виндуст остается неосвещенным, до ужаса где-то не здесь.