Дитя Всех святых: Перстень с волком - Жан-Франсуа Намьяс

Женский монастырь, в котором находилась Анна, располагался в очень красивом строении и в весьма живописном месте. Все эти красоты, однако, остались для Шарля незамеченными. Он холодно попросил Изидора Ланфана оставить его одного, дождался, пока тот уйдет, и только тогда постучал в ворота.

Его остановили стражники, призванные охранять монахинь от внешнего мира. Тусклым голосом Шарль де Вивре объявил свое имя. Сержант поклонился и пригласил сира де Вивре следовать за собой.

Миновав строения самого монастыря, он направился к церкви. Когда они оказались рядом, сержант остановился и почтительно кивнул.

— Я оставляю вас, монсеньор.

— Но почему здесь?

— Но, монсеньор, здесь находится мадемуазель де Невиль. Разве вы не видите ее?

И в самом деле, Шарль де Вивре заметил приближающийся силуэт. Внезапно он узнал ее. Они расстались семь месяцев назад, и, хотя он все это время не переставал думать об Анне, черты ее лица немного стерлись из его памяти. Как же она красива! Боже, как она красива!

И только потом Шарль заметил ее платье. Оно было ослепительным — белоснежным, вышитым золотой нитью. Шарль не смог сдержать восклицания:

— Вы в белом!

— Конечно. Когда женщины выходят замуж, обычно они надевают белое.

— Так вы хотите выйти за меня замуж?

Внезапно Анна де Невиль проявила беспокойство.

— А разве вы сами не просили меня об этом? Что случилось?

— Вы не отвергаете меня? Вы согласны?

— Как я могу отвергнуть того, кого люблю?

— Это невозможно! Вы смеетесь надо мной. Вы жестоки.

На сей раз Анна улыбнулась.

— Порой трудно поверить в свое счастье. Мне тоже это непросто. Но мы можем дать друг другу неоспоримое доказательство близости счастья.

Она слегка наклонила голову. Шарль понял не сразу.

— Чего же вы ждете?

Тогда он приподнялся на цыпочки, и их губы соединились.

В эту минуту появился кюре, который должен был скрепить их союз. Это был старый священник строгих, почти суровых взглядов, но даже он не возмутился при виде открывшегося ему зрелища: такое целомудренное проявление нежности до церемонии бракосочетания! Двое любящих детей представали воплощением чистоты и невинности. К тому же они были так хороши собой, так подходили друг к другу: она — брюнетка в белоснежном платье, а он — белокурый мальчик весь в черном!

Месса была краткой и трогательной. Новобрачные стояли перед алтарем в очень тесном пространстве. Сразу за ними была воздвигнута тяжелая деревянная решетка, за которой молились монахини и послушницы монастыря.

Шарль ничего этого, разумеется, не видел, но сейчас слепота была ему совершенно безразлична. Для него существовало только лицо той, которая должна была стать его женой. Она стояла здесь, совсем рядом.

При звуках колокола Шарль и Анна де Вивре вышли из церкви. Погода была чудесной. Даже в июле нечасто выпадают такие ясные, сияющие дни. Возможно, то был самый прекрасный день в году.

Священник подошел к ним.

— Я покажу вам вашу спальню.

Оба вздрогнули и прижались друг к другу. Священник повел их к невысокому строению, стоящему отдельно от прочих и выходящему фасадом на Луару. В доме был всего лишь один этаж с единственной комнатой.

Комната была отделана тщательно и даже изысканно. Там находились кровать под высоким балдахином, туалетный столик с зеркалом, комод и деревянные сундуки с золотой окантовкой, висели ковры с изображением экзотического леса, по которому бродили диковинные звери и порхали яркие птицы. Распятие, висевшее на противоположной стене, было настоящим произведением искусства.

Старый священник улыбнулся.

— Вы, без сомнения, удивлены при виде всей этой роскоши. Эта комната предназначена для тех, кто поженился в монастыре, и только для них. Никто другой здесь никогда не спал. Ваши покои служат исключительно для первой брачной ночи.

Трудно сказать, кто был взволнован сильнее, Анна или Шарль. Священник благословил их:

— Вам надлежит почтить таинство, которому вы только что приобщились. Свершите это без боязни — такова воля Господа.

И с этими словами удалился.

День свадьбы казался новобрачным таким длинным! Они решительно не знали, чем заняться. Они гуляли по берегу Луары, почти все время молчали, не решаясь коснуться друг друга. Оба думали о той ночи, что им предстоит, но не решались заговорить об этом.

Ночь, в конце концов, наступила, и они вдвоем оказались в брачной спальне. Комната была освещена двумя большими подсвечниками. Анна чувствовала, что сердце бьется так, что вот-вот вырвется из груди. Шарль, подняв на нее глаза, стоял ошеломленный, не в силах справиться со страхом.

Когда-то герцогиня Изабелла объясняла Анне, как надлежит вести себя: учитывая разницу в возрасте, именно ей следовало сделать первый шаг. Но Анна не могла решиться. Она сама чувствовала себя таким же ребенком, как и Шарль. Она так и осталась маленькой сироткой из Вестминстера, потерявшейся в огромном мире, который ей не принадлежал. А у мужа ее, напротив, было столько благородства, столько ума! В это трудно было поверить, но, тем не менее, именно он смущал ее и вызывал робость.

Так прошло несколько минут, которые показались им бесконечными, затем они одновременно задули свечи каждый со своей стороны и в полной темноте разделись. После чего, по-прежнему не произнося ни слова, улеглись рядом и застыли, боясь пошевелиться.

Ночь стала завесой их стыдливости, но нескромное летнее утро встретило их жарой и ярким светом. Шарль де Вивре проснулся и заметил, что лежит на одеяле обнаженным, а Анна рассматривает его. Встрепенувшись, он попытался прикрыться, но было уже поздно. Настала минута, которой они так ждали и так страшились. Пора было почтить таинство, о котором говорил им старый священник. Шарль прошептал:

— Что нужно делать?

Анна не ответила. Он увидел, как над ним склоняется ее лицо. Длинные темные локоны окутали его плотным занавесом, и яркий июльский свет погас…

***

Анна и Шарль де Вивре прибыли в Риом прямо к церемонии бракосочетания герцога. Шарль Орлеанский, снявший по этому случаю траур, облачился в красный камзол с вышитыми золотом сердцами. Он женился уже второй раз за четыре года, и нынешняя его свадьба с Бонной д'Арманьяк была полной противоположностью предыдущей. Теперь жених был старше невесты: ему — пятнадцать с половиной лет, ей — одиннадцать.

Однако в этот день отнюдь не на новобрачных были обращены всеобщие взоры. На свадебном пиру звучали голоса лишь Бернара д'Арманьяка и его людей. Они без меры пили, разглагольствуя о своих военных подвигах. Истории, которыми они хвалились, были жестокими и кровавыми, большей частью выдуманными на пьяную голову, но граф считал, что репутация не знающего жалости храбреца ему не помешает. Пусть недруги будут напуганы заранее! Он не уставал поднимать кубок и, обращаясь к Шарлю Орлеанскому, восклицал: