Василий Розанов как провокатор духовной смуты Серебряного века - Марк Леонович Уральский

исследованное не только соотношение, но полное тождество между типичными качествами у обоих полов их половых лиц (детородных органов) с их душой в ее идеале, завершении. И слова о «слиянии душ» в супружестве, т. е. в половом сопряжении, верны до потрясающей глубины. Действительно, «души сливаются» у особей, когда они сопряжены в органах! Но до чего противоположны (и от этого дополняют друг друга) эти души! Мужская душа в идеале, — твердая, прямая, крепкая, наступающая, движущаяся вперед, напирающая, одолевающая; но между тем ведь это все — почти словесная фотография того, что стыдливо мужчина закрывает рукой!.. Перейдем к женщине: идеал ее характера, поведения, жизни и вообще всего очерка души — нежность, мягкость, податливость, уступчивость. Но это только названия качеств ее детородного органа. Мы в одних и тех же словах, терминах и понятиях выражаем ожидаемое и желаемое в мужчине, в душе его и биографии его, в каких терминах его жена выражает наедине с собой «желаемое и ожидаемое» от его органа; и взаимно, когда муж восхищенно и восторженно описывает «душу» и «характер» жены своей, он употребляет и не может избежать употребления тех слов, какие употребляет мысленно, когда — в разлуке или вообще долго не видавшись, представляет себе половую сферу ее тела. Обратим внимание еще на следующую тонкую особенность. В психике женской есть то качество, что она не жестка, не тверда, не очерчена резко и ясно, а, напротив, ширится, как туман, захватывает собою неопределенно далекое; и, собственно, не знаешь, где ее границы. Но ведь это же все предикаты увлажненных и пахучих тканей ее органа и вообще половой сферы. Дом женщины, комната женщины, вещи женские — все это не то, что вещи, комната и дом мужчины: они точно размягчены, растворены, точно вещи и место превращены в ароматистость, эту милую и теплую женскую ароматистость, и душевную, и не только душевную, с притяжения к которой начинается «влюбленность» мужчины. Но все эти качества — лица, биографии и самой обстановки, самых вещей — суть качества воспроизводительной ее сферы! Мужчина никогда «не наполнит ароматом» весь дом: психика его, образ его, дела его — шумны, но «не распространяются». Он — дерево, а без запаха; она — цветок, вечно пахучий, далеко пахучий. Каковы души, — таковы и органы* От этого-то, в сущности, космогонического сложения (не земного только) они и являются из всего одни плодородными, потомственными, сотворяют и далее, в бесконечность, «по образу и подобию своему»… Душа — от души, как искра — от пламени: вот деторождение! [РОЗАНОВ-СС. Т. 3. С. 270].

Подробный анализ метафизического дискурса Василия Розанова и о. Павла Флоренского выходит за рамки нашей книги. Обсуждение богословия Флоренского — одного из самых видных религиозных философов Серебряного века, также не предмет нашего повествования. Читателю, желающему углубить свои представления по данному вопросу, рекомендуются соответствующие литературные источники, например, [БОНЕЦКАЯ (I) и (II)], [ФЛОРЕНСКИЙ (III)], [ХОРУЖИЙ], [GRAHAM-KANTOR]. Тем не менее, поскольку дружба с Флоренским играла исключительно большую роль в жизни Розанова, для более цельного представления портретного образа о. Павла Флоренского мы, дополнительно к вышесказанному, проясним для читателя еще некоторые важные аспекты его философского мировидения.

В истории:

Бывают люди, чье имя с ранних пор окружено легендами. Постепенно они и сами становятся легендой и так переходят в историю. Павел Александрович Флоренский принадлежит к их числу[327].

И действительно:

Если смотреть на Павла Флоренского и его творчество через призму исследовательской литературы, то повсюду наталкиваешься на гимническое восхваление с употреблением превосходной степени: Флоренский — это «универсальный гений», «Паскаль нашего времени», «русский Лейбниц», «Леонардо да Винчи XX века». Многочисленные таланты Флоренского и его глубокая ученость подавляют и пугают. <Его> даже называют «самым светоносным представителем русской духовной жизни» и <…> «одним из величайших интеллектуалов всех времен». К этому добавляют нимб «мученика православной Церкви», включенного в сонм святых новомучеников и исповедников, — причем создается легенда: в представленном церковному собору для прославления списке лиц Флоренский не был упомянут [ХАГЕМЕЙСТЕР].

В 1918 году незадолго до своей кончины Розанов в самых лестных выражениях высказался о личности о. Павла:

Это Паскаль нашего времени, Паскаль нашей России, который есть в сущности негласный вождь всего московского молодого славянофильства, и под воздействием которого находятся множество умов и сердец в Москве и в Посаде, да и в Петербурге. Кроме колоссального образования и начитанности, горит самым высоким энтузиазмом к истине. Знаете, — мне порой кажется, что он — святой, до того необыкновенен его дух, до того исключителен… Я думаю и уверен в тайне души, — он неизмеримо еще выше Паскаля, в сущности — в уровень греческого Платона с совершенными необыкновенностями в умственных открытиях, в умственных комбинациях или, вернее, прозрениях. Только он еще пессимистичнее моего смотрит на положение России («Россия окончательно уже никогда не оправится»)[328]…

Все панегирики Флоренскому со стороны его восторженных почитателей представляются нам, мягко говоря, сильным преувеличением. Касается это и Василия Розанова, провидевшего в личности своего интимного друга образ великого французского религиозного философа, математика и физика Блеза Паскаля (1623–1662). Два других его сравнения личности Флоренского с гениями человечества — немецким математиком, философом и механиком Готфридом Вильгельмом Лейбницем (1646–1716), и один из крупнейших представителей искусства Высокого Возрождения художником, скульптором и изобретателем Леонардо да Винчи (1452–1519)[329], также не выдерживают критики.

Выдающийся богослов-интеллектуал Серебряного века, разносторонний ученый, Павел Флоренский, действительно, совмещал свои философские, богословские[330], культурологические и искусствоведческие[331] занятия с работой в области техники. С 1919 г. он подвизался на заводе «Карболит» в Орехово-Зуеве, затем, в 1928–1933 гг. работал в отделе материаловедения Всероссийского электротехнического института, где занимался вопросами электрических полей и диэлектриков. В 1927 г. Флоренский стал одним из редакторов «Технической энциклопедии», где опубликовал около 150 статей. Будучи узником ГУЛАГа, с конца 1934 года и, предположительно, до начала 1937 года[332] он работал на Соловецком лагерном заводе йодной промышленности, где занимался проблемой добычи йода и агар-агара из морских водорослей и запатентовал 4 научных разработки.

В 1920-х годах Флоренский подготовил к печати монографию «Диэлектрики и их техническое применение», первая часть которой «Общие свойства диэлектриков» была издана в Москве в 1924 г. В журнале «Электричество» (1923. № 7 и № 11) им были опубликованы статьи «Экспериментальное исследование электрических полей» и «О формулировке законов электромагнетизма». Он получил также 12 авторских свидетельств на изобретения в области химии. В 1927 году Флоренский стал одним из редакторов «Технической энциклопедии», где опубликовал около 150 статей.

В 1922 г. Флоренский