Принц Лестат - Энн Райс

Ни единый бессмертный в доме не осмелился вслух признать существование этих изгоев – ни на единый миг. Лишь Бенджи по радио снова и снова призывал их не собираться вокруг, умолял держаться подальше.

Однако они пришли – и уже не уходили. Их неудержимо тянуло к тому единственному месту, на которое они возлагали надежды на спасение.

И вот Лестат – отважный, решительный, настоящий джентльмен – спустился по ступеням навстречу им.

Раскинув руки, он подозвал их и, когда они обступили его плотным кольцом, властно обратился к ним, призывая проявить мудрость, проявить осторожность, а превыше всего – терпение.

Собравшиеся в доме бессмертные буквально прилипли к окнам, наблюдая это совершенно беспрецедентное зрелище – как принц-павлин во всем блеске матово-кремовой кожи и безукоризненного наряда общается со своими верноподданными.

Ибо они впрямь были его верноподданными, эти толпящиеся вокруг вампирские отпрыски. Каждый стремился заверить Лестата в своей любви, преданности, невиновности, желании «получить хоть шанс», твердом намерении пить кровь лишь у злодеев, никогда больше не ссориться и не драться между собой, исполнять любое его желание – лишь бы он полюбил их, лишь бы защитил их, как подобает правителю.

Отовсюду мелькали вспышки айфонов, даже настоящих фотоаппаратов. Самые высокие и крепкие парни пробивались в передние ряды и, стараясь держаться как можно аристократичней, норовили пожать ему руку, а женщины со всех сторон слали ему воздушные поцелуи. Публика из задних рядов прыгала на месте и отчаянно махала руками.

Бенджи Махмуд, оказавшийся совсем рядом с Грегори, не помнил себя от радости.

– Видите? Видите? – кричал он, скача от восторга, как двенадцатилетний мальчишка, каким и был, когда его забрала Темная Кровь.

– Мне очень жаль, – произнес, обращаясь к толпе, Лестат с глубочайшей искренностью и убедительностью в голосе, – очень жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы опомниться, понять ваши нужды, постичь ваше отчаяние. Простите, что в прошлом я оставил вас, бежал от вас, скрывался от тех, чью любовь сперва пытался снискать, но кого потом жестоко разочаровал. Но теперь я здесь и говорю вам – мы выдержим, мы справимся. Слышите? Бенджи Махмуд был прав. Устами младенцев! Он прав. «Ад не получит власти над нами!»

Толпа снова взревела – точно на узкой улочке разразилась настоящая буря. Что, интересно знать, могли подумать смертные, обитающие в домах напротив? И как же немногочисленные машины, пытающиеся пробиться к Ленсингтону или Мэдисон-авеню?

Но какая, собственно, разница? Это же Манхэттен – толпа такого размера запросто может собраться здесь, например, у ночного клуба, или у какой-нибудь галереи, или на свадьбу. Да и вампиры, если надо, способны в два счета скрыться от глаз смертного мира. Ах, но до чего же лихой, отважный, красивый поступок – выйти прямо к молодежи и обратиться к ней! Кто бы мог подумать, что такое возможно?

Шестьдесят веков предрассудков, таинственности и аристократической спеси скинуты со счетов, низвергнуты за один, но драгоценный момент.

Лестат попятился по мраморным ступеням обратно на крыльцо, замер на миг, вскинув руки, позируя, позволяя всем желающим снять себя на айфоны и камеры – даже улыбнулся какой-то смертной чете – молодым, влюбленным и любопытным туристам в большом городе, которые проходили мимо, гадая, что за знаменитость тут выступает. Чета заспешила прочь, непринужденно скользя через ряды вампиров, а те расступались перед ними, словно обычные подростки-готы, милые и безобидные.

– Ну а теперь позвольте нам заняться делом! – заявил Лестат. – Я прошу вас внимательнейше слушать все, что будет говорить Бенджи, а особенно – нынче ночью. Я лично выйду к вам, как только у меня будет, что вам сказать важного – по-настоящему важного.

Какая-то юная девушка вырвалась из первых рядов и поцеловала ему руку. Мужчины бурно выражали поддержку. От толпы неслись характерные низкие, утробные крики, с какими раньше бросались в битву кровожадные воины, но какие теперь стали характерной принадлежностью спортивных стадионов и соревнований.

– Где нам искать Виктора? – выкрикнул какой-то парень с середины улицы. – Бенджи велел нам искать его – но откуда начинать?

Грегори видел, как потряс Лестата этот неожиданный вопрос. К такому Лестат был не готов. Похоже, он не знал, что, как только Виктора похитили, Бенджи рассказал об этом всему свету. Однако Лестат тут же воспользовался моментом.

– Тот, кто приведет Виктора, целого и невредимого, сюда, вот на это крыльцо, – во всеуслышание объявил он, – сможет досыта напиться моей могучей крови, и я с радостью распахну ему объятия. Клянусь!

Волнующаяся, сверкающая вспышками камер толпа снова взорвалась дружным ревом.

– Но когда вы будете искать, слушать, пускать в ход дары, коими обладаете, раскидывать сети, чтобы уловить его голос, его образ, сведения о том, где он держит пленника – не забывайте об осторожности. Ибо похитившее Виктора существо безжалостно – это изгой, убийца величайших героев нашего племени. Ему нечего терять. Приходите сюда, к нам, или же звоните Бенджи. А покамест – будьте благоразумны, будьте осторожны, ведите себя хорошо! И всего вам хорошего!

Толпа кричала.

Еще раз взмахнув на прощание правой рукой, Лестат, пятясь, вошел в открытую дверь и закрыл ее за собой.

Он стоял, привалившись спиной к темному дереву двери, словно пытаясь отдышаться, а потом поднял голову и обвел взглядом присутствующих. Огромные сине-фиолетовые глаза его лучились светом.

– Куда Луи повел Роуз?

– Вниз, в подвал, – ответил Грегори. – Мы будем ждать тебя на чердаке.

Все собравшиеся двинулись наверх, в гигантский бальный зал, где предстояло держать совет.

К тому времени, как Грегори добрался туда и вошел в тускло освещенное помещение, там уже организовали стол для заседания – попросту сдвинули вместе множество маленьких квадратных столиков, покрытых тонкими золотыми пластинками, так что образовался один громадный сверкающий прямоугольник, вокруг которого расставили кресла.

Импровизированный стол располагался под центральной люстрой, однако на него падал и свет других светильников.

Обитатели и гости дома дружным потоком устремились в зал.

– Нам полагается рассаживаться в каком-то порядке? – вежливо поинтересовался Арджун, приблизившись к Грегори.

Тот улыбнулся.

– Не думаю, что это имеет хоть какое-то значение – во всяком случае, пока никто не сядет вон в то пустое кресло во главе стола.

Внезапно Грегори заметил, что рядом с ним стоит Сиврейн – его древняя, любимая Жена во Крови. Но сейчас не было времени заключить ее в объятия, сказать ей, как обрадовался он чуть ранее, увидев, что она со всей своей свитой заходит в дом через сад.

Навряд ли она могла прочесть его мысли, но все равно знала, о чем он думает.