Нобели в России. Как семья шведских изобретателей создала целую промышленную империю - Бенгт Янгфельдт

По разным причинам – главным образом, вероятно, из‑за потребности советского правительства в иностранной помощи в связи с голодом – дело не было передано в суд, но Гармсен и его коллеги остались под арестом. Только в мае 1922 года, когда дело было передано в Московский революционный трибунал, события приобрели другой оборот, и с 24 по 26 июля был проведен судебный процесс над бывшими нобелевцами. Он широко освещался в правительственной газете «Известия». Обвинения в заговоре и планировании саботажа повторялись, обвинитель настаивал на том, что полученные деньги были оплатой за услуги, оказанные Гармсеном и его коллегами Нобелю. Заявление Гармсена о том, что переводы были продиктованы чисто гуманитарными соображениями («потому что за границей известно, как здесь мы сейчас живем»), было отвергнуто судьей как «детский рассказ»: «Мы не верим в то, чтобы человек, до сих пор снимавший шкуру с рабочих, стал снимать прибыль с заграничных предприятий и посылать своим бывшим служащим».

Из девяти обвиняемых четверо были приговорены к смертной казни, а остальные – к пяти годам лишения свободы. Единственной женщиной среди осужденных была сестра Михаила Белямина-младшего Анна Симонович. Ее решили отпустить, но «подвергнуть трем годам общественно-принудительных работ по своей специальности» – неясно, правда, какой, поскольку в судебном акте указано, что она лицо «без определенных занятий». Революционный суд такие противоречия не смущали.

Судебное разбирательство привлекло к себе большое внимание в Швеции. Стокгольмская газета «Дагенс нюхетер» сообщила о процессе в длинной и подробной статье под заголовком «Советы казнят двух нобелевских служащих». О процессе писали и другие газеты. Возмущение было сильным. «От г-жи Гармсен получено письмо без указания места написания, в котором говорится, что ее муж жив», – сообщил Эммануил в письме Хагелину через месяц с лишним после вынесения приговора. Благодаря тому, что в России несколько человек выступили в защиту осужденных, смертные приговоры были заменены на десять лет лишения свободы, а два года спустя Гармсен и большинство других были помилованы. В 1923 году Гармсену удалось покинуть Советский Союз, и вплоть до своей смерти в 1941 году он оставался в списке получателей материальной помощи от «Бранобеля».

Отчет Йона Тунельда о продовольственных пайках, выплаченных сотрудникам «Бранобеля» в Петрограде

Несмотря на очевидные риски, материальная помощь бывшим нобелевцам продолжала поступать и после судебного процесса, как в виде денег, так и в виде продуктов питания. В сентябре 1922 года Эммануил отправил 3000 шведских крон (около 640 тысяч рублей сегодня) наличными инженеру и предпринимателю Йоне Тунельду, представителю Красного Креста в Петрограде, для раздачи нуждающимся.4

Репрессии в отношении бывших служащих «Бранобеля» следует рассматривать в более широком контексте, а именно в изменении политического курса, имевшем место в России в 1921 году. Экономическая политика, проводимая с 1917 года, включая развернутую необдуманную национализацию, запрет частной торговли, отмену рубля как средства платежа и т. д., имелa губительные последствия. Ситуация со снабжением в крупных городах зимой 1920 – 1921 годов была столь же критической, как и в месяцы, предшествовавшие Февральской революции 1917 года. По сравнению с 1913 годом промышленное производство сократилось на 82 процента, а производство зерна – на 40 процентов. Городские жители бежали в провинцию в поисках еды. Население Петрограда уменьшилось на 70 процентов, население Москвы – на 50 процентов.

Если до этого проблемы в основном затрагивали города, то с этого времени последствия безответственной экономической политики также начинает ощущать провинция. В дополнение к осеннему неурожаю 1920 года, постигшему сельскохозяйственные районы юга России, положение еще более усугубилось в результате большевистской политики «военного коммунизма», конфисковавшей «избытки» крестьян. Вновь вспыхнули крестьянские восстания, подобия которым не было с XVIII века. Неурожай привел к уменьшению хлебного рациона в Москве, Петрограде и других городах и к массовым протестам рабочих. Как и зимой 1917 года, они начались с требований хлеба, обрастая постепенно требованиями политических перемен. Центром восстания был военно-морской город Кронштадт, большинство моряков которого находились под влиянием синдикалистских и анархистских идей. Восстание было жестоко подавлено, сопровождаясь безжалостными репрессиями и охотой на «внутренних врагов», в том числе и в первую очередь в нефтепромышленности.

Голод и протесты имели серьезные экономические последствия. Партийному руководству пришлось пойти на большие политические уступки. Принудительная конфискация зерна, лишавшая крестьян продуктов их труда, а горожан – их пищи, была заменена продналогом. Столкнувшись с экономической катастрофой с непредвиденными политическими последствиями, партия вынуждена была сделать выбор. «Экономическая передышка» (по выражению Ленина) получила желаемый эффект. Волнения в провинции прекратились. Ситуация с поставками продовольствия вскоре улучшилась, не в последнюю очередь благодаря щедрым поставкам зерна из‑за границы.

Когда крестьяне опять получили возможность торговать своими продуктами, возник рынок и, следовательно, потребность в рыночных отношениях и в других областях. Было снова разрешено мелкое частное и кооперативное предпринимательство, и рубль снова был введен в качестве платежного средства. При этом все крупные предприятия остались в руках государства, равно как и банки, внешняя торговля и транспортные средства. Этот гибрид социализма и капитализма получил название «новая экономическая политика», сокращенно НЭП.

Экономика постепенно восстанавливалась и набирала обороты, но допущенные реформы шли вразрез с социалистической идеологией, и партийное руководство опасалось, что частичное возрождение капитализма ставит под угрозу монопольное положение партии. Экономическую либерализацию необходимо было сбалансировать усилением политических репрессий. ЧК получила расширенные полномочия, и число концентрационных лагерей росло. В течение 1921 и 1922 годов были упразднены остатки гражданских свобод, и 160 интеллектуалов с семьями, включая ведущих философов страны, были депортированы в Германию.

Именно в свете ужесточающегося государственного террора и стоит рассматривать дела, возбужденные против Таганцева и нобелевских служащих. На самом деле они представляли собой всего лишь два случая из десятка подобных политических процессов, проведенных в период с 1921 по 1922 год.

В приведенном выше письме жене Михаила Белямина, написанном в сентябре 1920 года, Эммануил предсказал, что зимой или весной 1921 года произойдут изменения и что «светлое будущее» неизбежно. Насчет изменений – введения НЭПа – он оказался прав, но не в отношении света, который, как ему показалось, мерцал в конце туннеля. Экономические реформы не затронули нефтяную промышленность, оставшуюся государственной собственностью. О концессиях или компенсациях тоже не было речи.