Театр отчаяния. Отчаянный театр - Евгений Гришковец

– Подожди, – окликнул он меня, – привет!.. Не спешишь?

Я поздоровался и сказал, что не спешу. Тогда Игорь позвал меня к себе в кабинет, где у него на столе громоздилась гора газет, каких-то конвертов, телеграмм и другой бумаги.

– Погоди, сейчас найду, – говорил он, роясь в бумагах на столе. – Вчера интересное приглашение пришло… Сейчас найду… Приглашений приходит много. Везде зовут… Но мы всюду ездить не можем… «Встреча» нарасхват. А, вот! Нашёл, – сказал он и показал мне лист бумаги с напечатанным текстом. – Приглашают театр… Какой театр, не уточняют… Это важно… Приглашают на Юморину в город Ижевск. У них там регулярно проходит юмористический фестиваль в медицинском институте… Мы там когда-то давно бывали. Хорошее мероприятие. И люди хорошие. А самое главное – они оплачивают билеты туда и обратно поездом и там на месте расходы берут на себя. Хорошее дело! Советую принять приглашение.

– Так это не нас пригласили, а театр «Встреча».

– Я же сказал, там нет в приглашении названия. Вы же можете назваться театром?

– Можем, – честно сказал я.

– Вот и отлично! И им хорошо, всего двух человек принять. Потом зайди, я тебе помогу в Ижевск правильно составить и написать ответное письмо.

Эту новость я вскоре принёс Сергею. Он крепко задумался, а потом сказал, что ему необходимо больше информации о том, куда нас пригласили. Что такое Юморина в Ижевском медицинском институте, не было понятно.

Главный вопрос был – уместно ли будет выступление на этом мероприятии двух человек, которые показывают пантомиму.

С этим вопросом и с целым набором сомнений, но всё же возбуждённые возможностью поехать в некий неизвестный город Ижевск, мы вдвоём с Сергеем явились в Студклуб.

Игорь Иванович с интересом осмотрел Сергея с ног до головы, судя по всему, убедился в том, что прежде этого человека он действительно не знал, и протянул ему руку для знакомства. Мы поделились вопросами и сомнениями. Игорь объяснил нам, что Юморина в Ижевске – это просто фестиваль юмора. Вот только мы совсем не знали, что такое фестиваль и как фестивали проходят. Тогда Игорь объяснил, что фестивали бывают всякие разные, но в целом это сборище людей, которые что-то друг другу и публике показывают. На каких-то фестивалях показывают спектакли, на других – песни, а ещё на других – кино.

– В Ижевске на Юморине будет вообще всё вместе, – говорил Игорь, – будут спектакли, песни, поэты… Главное – всё должно быть смешно. Юморина, одним словом. Там хорошая публика. Этот фестиваль люди любят. Поезжайте! Такой опыт необходим. Артистом можно стать только на сцене, и никак иначе. Это закон и аксиома.

На этих словах я очень выразительно посмотрел на Сергея.

– У нас ещё программа не совсем готова, – задумчиво сказал Сергей, – и совсем не отработана.

– Вот езжайте и отрабатывайте, – весело ответил Игорь. – Это же удача! Такой шанс не надо упускать. Приехать в другой город и выступить со свежей программой – это то что надо! Сам подумай… Выступите хорошо – значит, можно показывать дома. А если выступить неудачно?.. Так это же в другом городе! Кто здесь об этом узнает? Никто! А там? Там вы выступили и уехали. Там забудут и не вспомнят. А вы поймёте, где и в чём ошиблись. Такими возможностями надо пользоваться. К тому же любой фестиваль – это знакомства, это движение, это – жизненный багаж.

За оставшееся время до поездки в Ижевск мы репетировали и репетировали. Вспомнили наши первые номера. Придумали какое-то количество новых. Каждый раз, пробуя новую идею, мы радовались тому, что идея просто гениальная и самая смешная, но вскоре возникали сомнения в её гениальности, а следом приходила уверенность в полной бездарности и глупости этой идеи. Я не знал тогда, что так бывает всегда и со всяким делом без исключения, если им заниматься исступлённо и без перерывов на нормальную человеческую жизнь.

Игорь Иванович в свою очередь легко и просто сам держал связь с организаторами Юморины, сам звонил в Ижевск и всё нам сделал, даже оформил железнодорожные билеты.

– Из Ижевска уже не просят, а требуют, умоляют сообщить название театра, – сказал мне Игорь при очередной встрече. – Надо дать название к утру… Придумайте любое. Потом поменяете… Какая вам разница, под каким названием вас запомнят или забудут в Ижевске?

После занятий в университете мы с Сергеем встретились и озадачились придумыванием названия. Очень хотелось, чтобы в названии содержался хотя бы кусочек слова «пантомима». В Питере на слуху были названия коллективов «Мимигранты», «Мимикричи», «Мимоза» и много других. Нам хотелось чего-то подобного, но лучшего и своего.

В конце концов мы взяли словарь и стали читать все подряд слова, начинающиеся на «мим».

– Мимоходом, – прочёл я. – По-моему, неплохо? А? Театр пантомимы «Мимоходом».

– Неплохо, – сказал Сергей и задумался. – Совсем неплохо. Но наречие в качестве названия – это как-то странно… Посиди здесь… Я сбегаю в библиотеку.

Сказав это, он вскочил и быстро ушёл. Таков уж был мой друг и соратник. А я остался сидеть в фойе и ждать.

Через полчаса Сергей вернулся почти бегом и радостный. Не говоря ни слова, он сунул мне тетрадный листок, на котором размашисто большими буквами карандашом было написано: «Мимоходъ».

– Вот! – сказал Сергей. – Посмотрел в старом словаре, заглянул в этимологический словарь… «Мимоход» давным-давно означало – странник, путник… Потом слово утратилось. Поэтому надо ставить дореформенное, старинное написание… По-моему, чудесное название! В нём получается масса смыслов… Но главный – это то, что мы идём пантомимическим способом, наш путь – пантомима.

– Театр «Мимоходъ»… – произнёс я и прислушался к тому, что сказал. – Здорово! Мне очень нравится! Мы – театр «Мимоходъ»…

От избытка чувств я встал, и мы с Сергеем обнялись.

В Ижевск мы ехали почти двое суток. В купе, кроме нас, за всю дорогу никого не появилось. Так много и плотно мы ещё не общались. Наконец-то мы наговорились всласть. Прежде мы всё время так или иначе говорили о пантомиме или о чём-то с нею связанном. А тут, в купе, в уютном душном пространстве, в котором время течёт особым образом, мы говорили обо всём.

Сергей впервые прочёл мне свои стихи. Несколько стихов. Коротких и острых. Немного вычурных, но красивых. Когда он читал свои стихи, я сразу вспомнил те стихи Мандельштама, которые Сергей присылал мне на службу. Влияние Осипа Эмильевича слышалось и чувствовалось сразу.

Сергей плохо читал свои стихи. Как всякий поэт. Я попросил его дать мне почитать глазами, но он отказал. Зато дал мне книжку Николая Степановича Гумилёва. Маленький сборник стихов под названием «Жемчуга».

– Потом почитаешь, – сказал Сергей, увидев, что я углубился в чтение сразу, – такие стихи не для чтения в поезде. Это особые стихи. И человек особый… Гумилёв был первой жертвой из всех. Его расстреляли в 1921 году, ещё задолго до остальных писателей и поэтов. Вот только недавно стали издавать снова… Удивительный поэт. И человек удивительный. Воевал в Первую мировую с немцами. Был храбрым офицером. А до войны путешествовал. Писал про Африку. Создал поэтическое направление «акмеизм». Настаивал на точности, детальности и чёткости поэтического языка… Я им восхищаюсь… Но стихи его читать не могу. Точнее, читаю с трудом. Слишком всё витиевато и уж больно… отстранённо. Не про живую жизнь. Не про людей… Но есть и прекрасные, лёгкие стихи… Почитай! Мне кажется, тебе должно понравиться.