Конец начала - Гарри Тертлдав

   Где-то вдалеке рвались бомбы и трещали крупнокалиберные пулемёты. Никаких сомнений, это американцы устраивают япошкам добротную взбучку. Охранники успешно притворялись, будто вокруг всё спокойно. Пленные тоже были вынуждены притворяться. Тех, кто ухмылялся или смеялся, били. Некоторых забили до смерти. Не так торжественно, как обезглавленного, но забили. Охранники вели себя нервно, и становились неадекватнее с каждой минутой, притворялись они там, или нет.

   Говоривший по-английски сержант указал на вход в туннель через хребет Кулау.

   - Вы идти! - выкрикнул он.

   И пленные пошли.

   Безумие какое-то. Петерсон это понимал. Все это понимали, и пленные, и охрана. Единственная причина, по которой они продолжали рыть этот туннель, заключалась в том, что последние надеялись, что работники перемрут от тяжёлого труда и плохой еды. Некоторых япошкам можно было даже не бить. Рутина убивала сама по себе.

   Кроме того, если раньше в изнурительной работе и был какой-то смысл, то теперь нет. С прокладкой этого туннеля япошки ничего не добьются. Насколько мог судить Петерсон, Оаху они не удержат. Над островом вновь будет развеваться звёздно-полосатый флаг. Единственное, чем пленные занимались в долине Калихи, это упражняться в бесполезной работе.

   Но они всё равно продолжали работать. Более того, они работали усерднее. Вероятно, япошки боялись, что, если они не будут работать на износ, поднимется бунт. Возможно, они были правы.

   Подойдя ко входу в туннель, Петерсон взял кирку. Чарли Каапу взял лопату. Судя по выражению его лица, он скорее проломит ей голову япошке, чем откинет кусок камня.

   - Спокойно, - пробормотал Петерсон.

   Инструмент охранял пулемёт. Любой, кто дёрнется, быстро получит пулю. Поэтому пленные и не дергались.

   Полугаваец глухо зарычал, но всё же не стал проламывать ничью голову, а ушёл с лопатой вглубь туннеля. Свет потускнел. Внутри оставалось бы темно, даже если бы Петерсон питался нормально. А берибери только ухудшил его зрение. Он вообще почти ничего не видел.

   Света ламп хватало на то, чтобы продвигаться вперёд. Звуки ударов металла о камень говорили о том, что он уже близко. Как и крик япошки:

   - Шевелись! Быстро!

   Петерсону захотелось поинтересоваться, зачем. Ответить япошка мог либо ударом, либо штыком, либо пулей. Весьма убедительные ответы. И как с ним спорить? Никак, если сам не держишь винтовку. Петерсону захотелось взять винтовку. Ещё ему захотелось пулемет и сил, чтобы поливать из него с бедра. В кино так делали. А в реальности? Никогда.

   Япошка ударил его бамбуковой палкой без видимой причины. Кирка - тоже оружие. Ею можно проломить этой твари башку. Можно, но он не станет этого делать. Смерти Петерсон не боялся, хоть и понимал, что непременно умрёт, стоит ему замахнуться на охранника. Но в наказание япошки перережут множество других пленных. С таким грузом на совести он погибать не желал.

   Вместо того, чтобы вонзить кирку в голову врага, он воткнул её в скалу. Чтобы выдернуть её обратно, пришлось приложить все силы. Как и опустить её вновь. Сколько раз он уже так делал? Много. Очень много.

   Он оттащил кусок скалы от стены. Чарли Каапу поднял его лопатой и опустил в корзину. Другой, такой же несчастный бедолага оттащит мусор наружу. Другие пленные тоже таскали и махали лопатами. Охранники кричали на них, требуя ускориться. Петерсон подумал, какой в этом смысл. Вряд ли они скоро пробьются наружу, или нет? Если так, какое преимущество получат япошки от переброски войск на восточное побережье? Там бои не идут. Неужели они решили обойти американцев и ударить во фланг? Во время своего вторжения они вышли на них с западного направления, но тогда они сражались с более слабым противником, не имевшим господства в воздухе. Петерсон не верил, что в ближайшее время у них это получится.

   Время от времени кто-нибудь падал. Япошки относились к таким вещам отнюдь не как к небольшой передышке. Они набрасывались на них, словно стая волков, и пытались поднять пинками и тычками. Некоторые пленные, в итоге, поднимались. Другие же вымотались полностью, и продолжали лежать, что бы япошки с ними ни делали. Кто-то падал не потому, что устал. Эти люди падали, потому что умерли.

   Те, кто выносил камни, также выносили и трупы. Работа из-за этого останавливалась, потому что камень начинал накапливаться. Япошки и на них орали, требовали, чтобы они шевелились быстрее, и били их, когда этого не происходило - всё по стандартам Японской Империи.

   Часы растянулись в одну продолжительную агонию. Наконец, спустя целую вечность, охранники позволили пленным выйти из туннеля. Те выстроились за скудной порцией риса, что выделяли скупые япошки. Сегодня выдали меньше, чем обычно. Пленные ворчали, к еде они относились очень серьёзно. Япошки лишь пожимали плечами. Тот, что говорил по-английски, сказал:

   - Больше нет. Виновата Америка.

   Неужели, американские истребители (те, что видел Петерсон, были не "Уайлдкэтами", а какими-то новыми, более мощными машинами) разбомбили все рисовые поля в долине Калихи? Или у япошек появились дела поважнее, чем кормить кучку обречённых, в буквальном смысле, пленных, и они ничего не прислали? В любом случае, смерть от голода стала практически неизбежной.

   Практически.

   Когда Хиро Такахаси подошёл к зданию консульства, то был шокирован, не увидев на его фасаде флага с восходящим солнцем. Зато он заметил на стенах следы от пуль. Видимо, персонал решил не привлекать внимание истребителей, размахивая флагом.

   Почти всё время оккупации охрана посольства имела чисто символическое значение. Больше нет. Они установили пулеметные точки и обложили их мешками с песком, уперев стволы в небо. Самих охранников тоже стало меньше. Кто-то, предположил Хиро, отправился на фронт. Кто-то... Судя по отметинам на стенах, некоторые пули, таки, нашли свою цель.

   - Это же Рыбак! - воскликнул один охранник.

   Те, что остались, узнали Хиро. Старику полегчало. Тот же охранник заговорил вновь:

   - Ты принёс нам свеженького ахи, Рыбак, или хотя бы, скумбрии?

   Хиро нервно рассмеялся. Они и сами видели, что он шёл с пустыми руками.

   - Не сегодня, гомен насаи.

   Ему было искренне жаль. В лучшие времена, он приносил рыбу и консулу, и советнику, и часовым.

   - Кита-сан здесь?