Сквозь три строя - Ривка Рабинович

Другой бедой, которую Шамир унаследовал от правительства Бегина, была инфляция, ввергшая экономику в состояние полного хаоса. Ни один экономический показатель не оставался стабильным, все текло и изменялось не по дням, а по часам.

Разгул инфляции и потеря контроля над экономикой были в большой мере следствием реформ, осуществленных с целью превратить Израиль в чисто капиталистическое государство. Весь аппарат государственного контроля над хозяйством был разрушен одним махом. Люди ходили с чемоданами, полными долларов, магазинные полки ломились от импортных товаров, у людей кружились головы от свободы выбора, и они покупали все, что подворачивалось под руку. Результатом был рост цен, который еще больше подстегивал спрос на товары. Страна нуждалась в мужественном руководстве, которое не побоялось бы прибегнуть к непопулярным мерам, чтобы остановить эту цепную реакцию.

Лидеры левого лагеря возлагали надежды на следующие выборы. Все признаки указывали на то, что правительство Шамира не выстоит до конца срока.

Было ясно, что совершить «встречный переворот» будет нелегко. Что-то глубинное, коренное было в связи людей из восточных общин с Ликудом, особенно в провинции. Один из многочисленных израильских парадоксов: люди, стоящие на низшей ступени социальной лестницы, любили самую капиталистическую партию из всех действующих на арене. Во всем мире дела обстоят наоборот, но кто сказал, что мы такие, как весь мир?

Слишком долгое пребывание правых у власти стало нездоровым явлением. Ничто так не портит политиков, как длительное сидение у руля. Должна быть сменяемость.

Хронической болезнью израильской политики, обостряющейся с течением лет, является обилие партий. Партия, пытающаяся сформировать правительство – будь то правая партия или левоцентристская – вынуждена возводить сложное строение из кубиков – средних и малых партий, чтобы сколотить коалиционное большинство. У правых обычно бывает больше кубиков: они более консервативны, и религиозные партии присоединяются к ним охотнее, чем к светским и нерелигиозным политикам левоцентристского лагеря.

Политические события были в то время главными интересами моей жизни. В личном плане ничего существенного не происходило. Я уже не была новой репатрианткой, жизнь вошла в определенное русло. Семью создать я не сумела, отказалась от этой мысли и не ожидала крутых поворотов в моей судьбе. Единственным событием, достойным упоминания, было рождение моей второй внучки Мейталь в июне 1984 года.

Мое отношение к событиям в стране стало более зрелым. Романтика уступила место реальному взгляду на вещи. Будучи новой репатрианткой, я думала, что попала в страну, где смогу осуществить все свои мечты. Слова критики в адрес государства казались мне кощунством. С тех пор я получила много уроков, показавших ограниченность силы – как моей личной, так и нашей общей силы как народа. По следам Максима Горького я назвала бы эти годы «моими университетами».

Полушутливая-полусерьезная пословица говорит о трех этапах акклиматизации нового репатрианта в стране. На первом этапе он ругает страну, из которой приехал; на втором – ругает Израиль; на третьем – ругает репатриантов, приехавших позже. Я никогда не ругала Израиль; чтобы ругать страну, надо быть отчужденным от нее, иначе получится, что ругаешь самого себя. При всем моем критическом отношении ко многим сторонам нашей жизни я знаю, что государство – общее творение нашего народа. Оно во многом несовершенно, но это лучшее, что наш народ способен был создать, в сложнейших условиях, на данном этапе.

В начале моего пути в стране я мечтала о политической карьере. Выступала на собраниях репатриантов, участвовала в семинарах, была активисткой. Свой дебют на арене политики я представляла себе по советскому образцу: «наверху» обратят на меня внимание и продвинут меня. Очень скоро я поняла, что никого не продвигают «сверху», каждый старается выдвинуться сам. Политики – это замкнутая секта, не стремящаяся привлечь в свои ряды новых товарищей – напротив, новых боятся и видят в них потенциальных конкурентов. Если все же на арене появляются новые люди, которым удается добиться избрания в кнессет, то они достигают этого нечеловеческими усилиями и с помощью крепких локтей. Среди лидеров партий ведется непрерывная борьба за первые места, за усиление личных позиций и ослабление позиций соперников. Все это противоречит моему характеру. Я мечтала быть принятой с любовью, а не проталкиваться силой. Было понятно, что на это нет никаких шансов.

Оглядываясь назад, я думаю, что отказ от политических амбиций пошел мне на пользу. Люди, уходящие в политику, отрываются от своего профессионального мира, и если их не избирают в кнессет, то большинству из них по сути дела некуда возвращаться. Они одержимы вечным страхом потерять свое положение – не только ради их политических целей, но и ради источника доходов. Я не хотела бы зависеть материально от голосов избирателей. Предпочитаю скромную и более или менее надежную работу. Положение обозревателя и комментатора удовлетворяет мой интерес к политике.

Глубокую боль вызывало во мне противоборство между Шимоном Пересом и Ицхаком Рабином. Нет сомнения, что это противоборство сильно подрывало престиж партии Труда. Между лидерами других партий тоже существует соперничество – но оно не столь открыто и резко, внешне стараются демонстрировать единство рядов. В партии Труда это был поединок на глазах у всех.

Столкновения между лидерами – это хроническая болезнь партии Труда. Это началось еще в дни правления Бен-Гуриона и продолжалось много лет. Не случайно говорили о «партии, поедающей своих лидеров». Вокруг каждого из соперников сложился лагерь сторонников; были и «неприсоединившиеся», которые лавировали между лагерями.

Я относила себя к лагерю Рабина. Это не вопрос личной симпатии: противостояние двух лагерей имело и идеологическую основу. Мало того, что народ был расколот на правых и левых – даже внутри партии Труда произошло размежевание на «голубей» и «ястребов». Это размежевание пересекало всю партию, от известных лидеров до рядовых членов. В таких вопросах, как конфликт с палестинцами и судьба территорий, позиции «ястребов» в партии Труда мало отличались от позиций традиционных правых.

Шимон Перес в те годы стоял на типичных «ястребиных» позициях и был лидером «ястребов» в партии. В первом правительстве Рабина, занимая пост министра обороны, он оказал давление на Рабина, чтобы тот признал легитимным первое поселенческое ядро в Самарии, возле арабского села Себастия. Рабин намеревался выселить оттуда самовольно вторгшихся поселенцев, но уступил давлению Переса. Так появилось первое поселение на территориях – Алон Море. Его легитимация была подобна прорыву плотины: напор уже невозможно было остановить. Возникло движение «Гуш Эмуним» («Блок верных»), которое превратило поселенчество на территориях в религиозную заповедь. Поселенческое движение стало политической силой, с которой ни один руководитель не справился и по сей день. Все это происходило при помощи и поощрении Переса; он был также инициатором создания района аграрных поселений в секторе Газы. Миллиарды из бюджета текли рекой на покрытие нужд поселенческого движения, при запущенности жизненно важных нужд остального населения.