Обреченный царевич - Михаил Попов

Придя в себя, обнаружил, что валяется на земле под бойницей, рот и глаза забиты пылью.

– Пойдем, Мериптах.

Сомневаясь, что он сможет встать и ходить, мальчик встал и поплелся вслед за Апопом, с которым не случилось ничего, кроме того, что его физиономия была перепачкана черным.

– Смотри!

Это было зрелище, достойное царских глаз и свидетельства небес. В вершине конуса была выедена неведомым образом глубокая черная дыра. Базальтовые толстые плиты, которые не поднять одному сильному рабу, валялись по сторонам конуса, и одна была даже расколота. И все это в один миг, без молота, без длительного нагревания бронзовых кувшинов!

Апоп явно наслаждался произведенным эффектом, при этом стараясь сохранить невозмутимость. Не величественную жреческую, но невозмутимость, происходящую от ясного, справедливого ума.

– Это все превращения вещества, то есть грубой части мира. В этой области все так наглядно, ум сразу видит результат своего усилия и может его проверить. Есть еще много всякого, что можно было бы показать, например, камни, оживляющие железо, заставляющие его двигаться, но это…

– Где? – прошептал Мериптах.

Ему был предъявлен магнит и палки из древесной смолы, при натирании шерстью производящие искры. И много других поразительных вещей, что отняло все время до полудня.

Во время обеда в прохладе внутреннего дворика, увитого виноградом, с бассейном, полным оживленных рыбок, Апоп продолжил свою мысль:

– Поразительнее всего то, Мериптах, что люди не способны применить для своих нужд эти великолепные вещи. Они не просто не понимают, как их можно приставить к их обычной жизни, но даже, как мне кажется, глубоко внутренне сопротивляются всяким нововведениям. Даже полезным. Я понимаю, даже мне не по силам вообразить, для чего может быть с пользой применен летающий горячий камень. Сейчас это просто неописуемо красивый фокус, только и всего. Но шадуф?!

Мальчик осторожно вынул изо рта недоеденный пирожок с вставленной внутрь бескостной рыбкой. При чем здесь шадуф, говоря проще, колодезный журавль? Такими уставлена вся Черная Земля от дельты до порогов.

– Еще каких-нибудь сто лет назад египтяне не знали, как полезно это изобретение жителей межречья. А когда узнали, воспротивились его применению у себя на полях. Продолжали поливать огороды, бросая раз за разом в колодец ведро на веревке. Упорствующих приходилось наказывать, и даже наказанные продолжали сопротивляться, приходя в ужас от той пользы, что им грозила. Про египетский туалет я тебе уже, помнится, говорил. Посланцы Авариса пытаются ввести его в моду по всем городам, где торгуют, шпионят, где прижились, но почти без всяких успехов.

Мериптах доел пирожок и взялся за кусок гусиной печенки в диком меду.

– А теперь представь, Мериптах, какая пропасть пролегает меж обыденной жизнью человека и теми достижениями его ума, которые к тому же невозможно воплотить в веществе, которые доступны лишь условным обозначениям и умозрению. Ты меня понимаешь?

– Нет, – честно сказал мальчик.

– Скоро поймешь. Сейчас мы отправимся… Ты сыт?.. В такое место… В общем, вставай.

В большой беседке у высокой виноградной шпалеры царь и мальчик нашли собрание «повелителей числа»: шестеро стариков в преимущественно красных одеяниях, некоторые весьма запущенного вида – нечесаные космы, горящие даже при свете дня глаза, другие, наоборот, выглядящие весьма благообразно и даже осанисто. Один из них, с накладной бородой и надменным холодным взглядом, именовавшийся, как и все здесь, странно – Сум, начал урок. Задачей его было ввести царского гостя в круг самых высоких представлений о науке счета. Начал он издалека, с тех темных времен, когда дикий еще человек попытался каким-то образом уяснить для себя, каким количеством вещей он обладает.

– Во времена, предлежащие царству Мина, и даже предлежащие времени двух царств, когда еще не было даже номов, но были уже жрецы, они знали две цифры: «пун», что значит один, и «оз», что значит два. Когда им нужно было сказать: три, они говорили «пун-оз», когда нужно было сказать: четыре, они говорили «оз-оз». Шесть – это «оз-оз-оз». Про число, превосходящее шесть, они говорили «много». Народные поговорки, пришедшие из той седой поры, подтверждают, что было именно так. Ведь и сейчас египтяне говорят: «Чтобы один раз купить, взвешивают семь раз», «Если кормщиков семеро – лодка без дна». Здесь именно слово «семь» обозначает смысл – «много». Не девять, не двенадцать, это я считаю доказанным.

Сказав это, Сум покосился на остальных арифметиков. Двое из них нахмурились, может быть, считая такой поворот аргументации слишком поспешным. Сум не обратил на это внимания и подошел к большой, хорошо навощенной доске, стоявшей на подставке посреди беседки.

– Позднее единицею счета стала простая человеческая рука с ее пятью пальцами. Две пятерни – десять. Чтобы обозначить какое-нибудь число, человек говорил «пун-оз» и показывал открытую пятерню, это означало пятнадцать. Две пятерни – тридцать. Такой устный счет многие и многие годы господствовал и в царствах межречья и Черной Земли. Многие дикие народы, лишенные благодеяний письменности, пользуются им до сих пор. Прирост мудрости, накопление опыта, которые непрерывно идут в мире, привели к появлению начертанных цифр. Теперь я хочу спросить тебя, Мериптах: учился ли ты счету в «Школе жизни», и если учился, не покажешь ли, каких пределов достиг, дабы я не тратил попусту время, объясняя уже известное тебе?

Мериптах подошел к доске и взял в руки остро очиненную тростинку.

– И счет, и письмо, и корабли, и эммер, и вино, и дома, и дыхание жизни – это дар богов, – сказал он тихо, но не с последней степенью уверенности.

Сум медленно наклонил голову:

– Пусть так. Напиши какое-нибудь число.

Мстительно сопя, Мериптах вонзил стило в лоснящийся воск. Очень скоро доска была испещрена полностью и отставлена. Чьи-то ловкие руки тут же заменили ее на новую. Среди жрецов счета произошло шевеление. На второй доске Мериптах вычитал, складывал, на третьей умножал и делил.

– Все, – сказал он с легким звоном торжества в голосе. – Я могу сосчитать любое количество чего угодно. Я достиг предела!

Он увидел улыбающееся лицо Апопа. В этой улыбке были смешаны гордость за него и ласковая ирония в его адрес.

– Не спеши с такими выводами. Числовое знание и шире и глубже, чем ты себе представляешь.

Царь кивнул худому, косматому жрецу с искривленным неприятным носом. Тот выступил вперед. Сум с достоинством освободил ему место. Полилась торопливая, чуть подсвеченная радостной лихорадкой речь.

– Ты мыслишь только в одной системе счета, здешней, египетской, но есть не менее уважаемая и древняя система Ура, система, где в основе лежит число шестьдесят. Следовательно, в ней должно быть шестьдесят цифр, но при этом используется только два знака – прямой клин и клин лежачий. Первый для обозначения единицы, второй для обозначения десятки. Таким образом, все числа от одного до пятидесяти девяти жители межречья записывают по системе, сходной с нашей, десятипалой, а потом знаком единицы обозначают уже шестидесятки. Знака для нуля нет. Попробуй. Запиши число собравшихся в этой палатке и умножь на число колонн этой беседки.