Большой облом - Владимир Хачатуров

– Чего это он?

– Молится.

Господи, хорошо, если Вика их агент. Плохо, если это не так. Надеюсь, Ты меня понял, Боже?

Явочная квартира, как ей и полагается, находилась на последнем – девятом – этаже жилого дома в тихом среднеобеспеченном районе Южноморска. Квартира по южноморским представлениям была довольно скромной: об одной спальне, одной гостиной, кухне и раздельном санузле. Мебель финская, ковры бельгийские, бытовая аппаратура тайваньская – в общем, все выдержано в духе социальной непритязательности: «чтоб не хуже, чем у людей». С одним, правда, снобистским исключением в виде портативного бара буквально ломящегося от выпивки, ассортимент которой мог бы удовлетворить обладателя самого вакхического вкуса, в том числе убежденного трезвенника, каковых среди присутствующих не наблюдалось. Присутствовали в гостиной четверо. Генерал Копысов, два охранника и молоденькая девушка, смотревшаяся в своих фривольных ярко-зеленых шортах и коротенькой желтой маечке дивным цветком на фоне строго-официальной униформы кавалеров.

Расположились присутствующие следующим продуманным образом. Девушка в кресле, генерал vis-á-vis, через журнальный столик на диване, бдительные охранники перекрывают, сидя на стульях, один – окно, другой – дверь гостиной в коридор.

– Что будете пить, Виктория Никитична? – любезно осведомился генерал.

– Я требую адвоката! – отрезала девушка и негодующе дернула плечом.

– Какого адвоката, голубушка, окститесь! Вы же не в прокуратуре, не в милиции и даже не КаГэ… я хотел сказать: не в ФСБ…

– Сами окститесь! – огрызнулась голубушка.

– Я бы с удовольствием, – хохотнул генерал, – да не обучен. Как говорится, это нам не задавали, это мы не проходили…

– Мне тоже.

– Вот как раз об этом мы и хотели бы с вами побеседовать, дорогая Виктория Никитична. В частности о том, какие задания давал вам ваш последний бесследно пропавший наниматель Томас Вейдле…

– То, что вы из органов, не дает вам право вмешиваться в мою личную и профессиональную жизнь, – изрекла девушка и попыталась с самым независимым видом, на какой в данной ситуации была способна, уставиться в окно. Однако вместо голубого неба и белоснежных облаков взгляд ее уперся в непробиваемую физиономию охранника. Не обнаружив в последней ничего достойного внимания, девушка резко обернулась в прямо противоположную сторону, где ее взоры поджидала аналогичная ряха с тем же выражением профессиональной прострации. Фыркнув и возмущенно пробормотав что-то о психологическом давлении, девушка была вынуждена вновь воззриться на своего собеседника.

– Не будьте себе врагом, голубушка, не лишайте себя великой возможности помочь своей родине в такой трудный исторический момент…

– Не путайте мою родину с вашей конторой!

Ну что ты будешь делать с этой девахой! Генерал сжал зубы в неимоверном чекистском усилии, мысленно приказав себе держаться до последней капли хладнокровия, и возобновил свои вкрадчивые попытки.

– Виктория Никитична, вы, наверное, не до конца понимаете всю серьезность вашего положения, всю его двусмысленность, я бы сказал… Мы готовы проявить по отношению к вам принципиальную чуткость. Более того, оказать вам высокое доверие…

– Окажите его кому-нибудь другому, а меня избавьте. Это, в конце концов, оскорбительно, когда тебя задерживают, насильно привозят на какую-то малину, и все, оказывается, только ради того, чтобы оказать тебе высокое доверие… Лучше спрячьте его, дедуля, подальше и никому не показывайте, от него воняет!

– Что?!! – взвился генерал. – Это я-то дедуля? Это от моего-то доверия воняет? Да от тебя, подстилка скандинавская, вообще хрен знает чем разит, но я ведь не жалуюсь, не оскорбляю… Да мы, если на то пошло, можем тебя с головы до ног в два счета так обосрать, что потом никаким «тайдом» не отмоешься! Один твой контракт с этим говнописцем чего стоит! Ты что думаешь, он простой журналист? Да он, гад, разом на три разведки работает, так что выбирай, сучка-течка, либо ты все нам сейчас без утайки, как на духу, выкладываешь, либо…

– А ху-ху тебе не ха-ха, хрыч старый? – вскочила с кресла Вика и показала уважаемому человеку, ладно бы одну, а то обе дули разом. Потом дернулась к дверям, остановилась, повернулась к окну – тоже не дошла. Пришлось покружиться на месте вокруг кресла. А что прикажете делать, если и сил избыток и разум от негодования булькает? Вся ее ладная фигурка выражала гневное возмущение, но особенно усердствовали не стесненная оковами лифчика упругая грудь и не скованная тисками трусиков вздернутая попка. На них было просто больно смотреть, напрягаясь от бесконтактного сочувствия. Даже в насквозь прорезиненной служебным долгом душе генерала шевельнулось что-то эдакое, хорошее, далекое, комсомольское. Задонщина. Заградотряд. Изголодавшая хуторяночка, припавшая в позе нимфы к командирскому застолью, уставленному американской тушенкой, реквизированным салом, экспроприированной картошечкой. И он, юный сержант, рьяно уестествляющий ее филейные прелести, пока она там давиться от жадности усиленной офицерской пайкой. И мы были молоды, и нас обуревали неуставные отношения к индивидам противоположного пола (Ф. Энгельс. ПСС, т. XVIII, с. 214)…

– Смольников, в прихожую! – приказал Копысов охраннику у окна. – Санамов, в коридор! – скомандовал он другому. – Двери за крыть, слух отключить!

Девушка настороженно переводила взгляд с генерала на безмолвно повинующихся подчиненных. Подчиненные вышли, двери закрылись, генерал встал, лицо его приняло торжественно-величественное выражение.

– Лейтенант Шумбасова, отставить легенду! – сказал генерал сдавленным, но все же командирским голосом.

– Которую? – опешила Вика, тоже оказавшись на ногах.

– А сколько их у тебя? – не сдержал удивления чекист.

– Не ваше дело! – отчеканила девушка тоном, каким в армии принято произносить сакраментальное «так точно».

– Опять двадцать пять! – скорбно констатировал генерал. – Я тут, понимаешь, от имени и по поручению командования и лично от директора генерал-полковника Разбирайло В. В. хотел объявить тебе благодарность, а ты опять дерзишь, на служебное несоответствие нарываешься…

– Что, правда, благодарность? От самого директора? С премиальными? – вдруг расплылась в смущенно-растроганной улыбке девушка. – Тогда служу отчизне-матушке!

– Ох, озорница! – отечески пожурил генерал, вновь устраиваясь на диване.

– Садись, лейтенант. Теперь-то, надеюсь, не откажешься выпить?

– Никак нет, не откажусь, товарищ генерал. Мне, пожалуйста, чуть-чуть «Ослиного молока», если можно…

– Кого? – вылупился Копысов, полагая, что ослышался.

– Коктейль такой, товарищ генерал. Хотите, я и вам смешаю?

– А из чего он делается?

– Шерри, виски, джин, вермут… Смешать?

– А ослом не стану?