Загадочные страницы русской истории - Николай Ефимов

«Русские… двигаются на Львов, они взяли сто тысяч, триста тысяч, в конечном счете 420 000 пленных и 600 орудий», — следовали одна за другой, до самой осени, радостные вести с родины, поддерживая дух французского народа, уже истомленного длительной войной», — свидетельствует Игнатьев. Наступление Юго-Западного фронта завершилось 13 августа по европейскому календарю.

«Последствия Брусиловского прорыва были громадными. Расчеты Германии и ее союзников на то, что Россия не сможет оправиться от поражения 1915 года, рухнули. В 1916 году на полях сражений вновь появилась победоносная Русская армия, достигшая таких успехов, которых не знали державы Антанты ни в 1915, нив 1916, нив 1917 годах», — подвел итоги Яковлев.

В 1920 году 67-летний генерал Брусилов поступил на службу в РККА, состоял инспектором кавалерии. Керсновский писал: «Каковы бы ни были его последовавшие заблуждения, вольные или невольные, Россия никогда этого не забудет Алексею Алексеевичу Брусилову. Когда после несчастий пятнадцатого года самые мужественные пали духом, он один сохранил твердую веру в русского офицера и русского солдата, в славные русские войска. И войска отблагодарили полководца, навеки связав его имя с величайшей из своих побед».

Историк очень тактично сказал о «последовавших заблуждениях» — в среде белоэмигрантов «службу большевикам» называли предательством. Вопрос, однако, спорный, ибо слишком многие русские генералы и офицеры предпочли остаться на Родине и служить новой власти. К сожалению, у власти, как выяснилось, оказались не те люди, которым была нужна великая Россия, в результате чего многие из военспецов окончили свои дни в тюремных камерах или под предательскими пулеметами «интернационалистов» Бела Куна и Розалии Землячки… Но это уже совершенно другой вопрос, и еще никто не мог предположить такого развития событий.

Зато относительно перспектив существовавшего в России режима вопросов не было даже у членов царской фамилии. В конце 1916 года великий князь Александр Михайлович писал Николаю II: «Чего хочет народ и общество — очень немногого: власть (я не говорю избитые, ничего не значащие слова, твердую или крепкую власть, потому что слабая власть — это не власть) разумную, идущую навстречу нуждам народным и возможность жить свободно и давать жить свободно другим… Никогда в истории Российского государства не было более благо-приятных политических условий: с нами наш бывший исконный враг — Англия, недавний — Япония и все другие государства, которые видят и чувствуют всю силу нашу и в то же время присутствуют при совершенно необъяснимом явлении — нашем полном внутреннем нестроении, которое с каждым днем ухудшается, и видят, что не лучшие, а худшие силы правят Россией в такой момент, когда ошибки, сделанные сегодня, отразятся на всей истории нашей, и они невольно начинают в нас сомневаться, они видят, что Россия собственных своих интересов и задач не сознает, т. е. скорее не Россия, а те, которые ею правят».

О том, к чему все это привело, нам известно гораздо лучше, нежели о событиях Первой мировой войны.

В одном из петербургских архивов нам удалось просмотреть сотни фотографий гвардейских полков. Старинные снимки запечатлели монолитные каре и колонны рослых бравых усачей с винтовками, императора Николая И, проходящего вдоль строя, беседующего с фельдфебелями, закладывающего первый камень в фундамент новых казарм… На лицах царя, генералов, офицеров и солдат не угадывалось ни тени тревоги или сомнения. Между тем на пороге были Мировая война и 1917 год.

Впрочем, еще и в начале войны никто не мог предвидеть вселенскую катастрофу, которая сметет с лица земли три империи. «Тот подъем, что охватил в июльские дни 1914 года все слои русского народа, далеко превзошел своими размерами воодушевление 1877 года. Что-то великое, напоминавшее Двенадцатый год, чувствовалось во всем…» — свидетельствовал современник событий А. А. Керсновский.

А далее, в его «Истории русской армии» мы нашли и такой эпизод: «Объезжая войска осенью 1916 года, император Николай Александрович вызывал из строя старослуживших солдат, вышедших с полком на войну. Выходило по два-три, редко по пяти на роту — из иных рот никто не выходил».

Возьмем выпущенный в 1935 году 1-й том «Истории Гражданской войны в СССР»: «Разложению армии немало содействовали… классовые изменения, происшедшие внутри ее командного состава. Офицерский корпус представлял собой отборную, боевую, преданную “престолу”… организацию. Война расшатала устои этой замкнутой группы. Кадровики понесли большие потери в первые же месяцы войны. Их место постепенно заняли выходцы из других слоев. Старая каста потонула в море прапорщиков из разночинцев… Старики встретили новичков с нескрываемым презрением и враждебностью. Демократизация офицерства усилила разброд в командном составе и, в свою очередь, углубила противоречия в армии…»

Так армия постепенно превращалась в «вооруженный народ».

Нет смысла объяснять, что регулярная армия — один из столпов государственного устройства, гарант национальной независимости. Это совсем не потому, что она призвана решать «внутренние задачи». В России в армии испокон веков аккумулировалось все лучшее. Императоры обязательно проходили военную службу, почти все высшие чиновники начинали свою карьеру в рядах гвардейских полков, а многие продолжали носить эполеты даже занимая высокие государственные должности… К сожалению, Николай II, не обладая ни государственным мышлением, ни широтой взглядов, не позаботился о том, чтобы сохранить в Мировой войне костяк — офицерский корпус и гвардию. Большинство из тех, чьими фотографиями мы любовались в архиве, погибли в 1914-м.

«Спешившись, кавалергарды вновь двинулись на противника. Немцы обрушили на цепи артиллерийский огонь. Почти сразу был тяжело ранен шрапнельной пулей в живот шагавший впереди рядов полковник князь Канта кузен. 4-й эскадрон поддерживал наступающих в конном строю — несмотря на усиливающийся ружейный огонь и шрапнель. Здесь был смертельно ранен корнет Карцов, контужен корнет Волжин… В рядах других эскадронов получили смертельные ранения штаб-ротмистр Коссиковский и поручик князь Кильдишев».

Это описание боя при деревне Каушен, первого сражения Кавалергардского полка в Мировую войну. Впереди была череда боев, в которых вскоре полностью исчез кадровый состав самого привилегированного, самого преданного престолу полка гвардейской кавалерии…

Все равно, остатки офицерского корпуса были последними из тех, кто сохранил верность государю и в страшные дни февральской смуты. Вот факты из воспоминаний участника восстания в запасном л. — гв. Волынском полку — в Петрограде оставались запасные полки, готовившие кадры для фронта — унтер-офицера Т. И. Кирпичникова:

«Пошли к гвардейским саперам. Там долго биться не пришлось. Отворили ворота. Там был убит полковник…

Около саперов встретилась рота Литовского полка при офицере, который командовал: «Стрелять!» Но солдаты не стреляли, его начали колоть (тремя штыками), затем его увели…

Здесь стояли семеновцы против нас развернутым фронтом. Было с ними три прапорщика… Я подошел, махнул рукой, и тогда остальные подошли ко мне. Прапорщики сопротивлялись, они были тут же убиты из револьвера…»