Иерусалим. Один город, три религии - Карен Армстронг

Во французском войске началась эпидемия, но оно упорно двигалось к Акко, где его поджидали английский флот и великолепно обученная армия под командованием Ахмада аль-Джаззара, вали Сидона, которая сражалась с беспримерным мужеством. Имперские планы Наполеона на Востоке провалились, и он был вынужден ретироваться в Европу. Но этот поход принес в Палестину дух нового времени и западную науку, которые с самого начала были связаны с мечтами европейцев о покорении и колонизации Востока. Вскоре явились другие колониалисты, и они силой втащили Иерусалим в современную эпоху.

Начало XIX в. было тяжелым временем для Иерусалима. В городе царила нищета, и не прекращались раздоры. Административная система Османской империи хромала на обе ноги, и горожане страдали от некомпетентности и произвола властей. Номинально Иерусалим входил в состав провинции Дамаск, фактически же в начале XIX в. делами города распоряжался вали Сидона. Среди правителей было много арабов; один из них, Мухаммад Абу Мурак, прославился как тиран, притеснявший равно и мусульман, и зимми. Существовали также трения между разными общинами. По состоянию на 1800 г. в городе насчитывалось 8750 жителей, из них 4000 мусульман, 2750 христиан и 2000 евреев. Все они пользовались одним общегородским рынком, а жили порознь – каждая община расселялась возле своих главных святынь, – поддерживая в некоторых случаях вполне дружеские отношения. Например, мусульмане Магрибинского квартала не чинили препятствий евреям, которые должны были проходить через их территорию, чтобы попасть к Западной стене. Но в храм Гроба Господня евреям входить запрещалось; вообще, неприязнь к ним христиан была столь сильной, что евреи старались держаться подальше от христианских районов. Представители разных христианских деноминаций враждовали и между собой, так что малейшая искра могла спровоцировать вспышку физического насилия. В Еврейском квартале плохо ладили друг с другом сефарды и ашкеназы, вернувшиеся в Иерусалим между 1810 и 1820 гг. Город мира бурлил взаимными обидами и негодованием, а давний идеал единения казался несбыточной мечтой. Накопившаяся злоба нередко выплескивалась наружу в восстаниях и мятежах.

В 1808 г. в храме Гроба Господня произошел пожар. Огонь возник в крипте Святой Елены, закрепленной за армянской церковью, и быстро распространился по всем помещениям. Здание полностью выгорело изнутри, и колонны, поддерживавшие купол, обрушились. Христианские общины немедленно занялись взаимными обвинениями, возлагая друг на друга ответственность за случившуюся катастрофу. Армян обвиняли в умышленном поджоге с целью изменить статус-кво в храме. О греко-православных священниках пустили сплетню, что они, напившись пьяными, случайно подпалили какой-то деревянный предмет, а потом попытались потушить пламя с помощью спиртного. Жаркие страсти разгорелись по вопросу о том, какая община возглавит работы по восстановлению храма, поскольку это было право законного собственника. Каждая деноминация старалась перещеголять остальные, и все взывали к своим зарубежным «попечителям» о поддержке. В конце концов верх одержала греко-православная церковь, которой удалось купить привилегию, и в 1809 г. в храме начались восстановительные работы. Но строительство в Иерусалиме всегда было политически значимо, а храм Гроба Господня давно уже раздражал мусульман, особенно во времена экономических трудностей. На этот раз мусульмане осадили резиденцию паши, требуя прекращения работ. К ним присоединились местные янычары, недовольные тем, что другие части иерусалимского гарнизона квартировали в цитадели, и вскоре восстание охватило весь город. Мятежники атаковали резиденцию православного патриарха, заняли цитадель и прогнали пашу. Восстание бушевало до тех пор, пока вали Дамаска не прислал войско для осады цитадели. 46 зачинщиков мятежа были обезглавлены, и их головы доставлены в Дамаск.

Восстановление храма Гроба Господня продолжилось, но оно и само по себе носило довольно агрессивный характер. Пользуясь представившейся возможностью, греки постарались уничтожить все следы присутствия латинян. Они заменили постройкой по собственному проекту францисканскую эдикулу XVII в. над гробницей Христа и выкинули из храма саркофаги Готфрида Бульонского и короля Балдуина I. Поэтому у Гроба Господня постоянно дежурил греческий монах. Теперь греко-православная церковь контролировала Святейшую гробницу и Голгофу; францисканцам была оставлена северная часть здания, армянам – крипта Святой Елены, коптам – маленькая часовня с западной стороны Гробницы, а сирийцам – часовня в Ротонде. Эфиопам же пришлось строить монастырь и церковь на крыше. Христиане так и не научились мирно уживаться в своей главной святыне: ключи от храма были переданы во владение мусульманскому семейству, и до наших дней право запирать и отпирать двери храма по распоряжению властей передается из поколения в поколение в мусульманском роду. Эта громоздкая схема потребовалась из-за того, что ни одной из христианских общин нельзя было доверить допуск в храм остальных групп. Священники разных деноминаций по очереди брали ключи для проведения богослужений у Гроба Господня, но правила вежливости и благопристойности соблюдались при этом далеко не всегда. Английский путешественник Уильям Диксон, посетивший Иерусалим в середине столетия, с возмущением описывал такую сцену:

Скажем, копты стоят перед святыней. Задолго до окончания отведенного им часа армяне в большом количестве уже собрались вокруг хоров. Они и не думают присоединяться к молитвам и коленопреклонениям, а вместо того напевают светские песенки, шикают на коптских священников, передразнивают чужой язык, насмехаются и всячески мешают вести утреннюю службу.

Часто верующие переходили к рукоприкладству, и тогда турецкие стражники, которые постоянно находились у ворот храма, врывались внутрь, чтобы прекратить побоище, при котором «в ход шли канделябры, посохи, распятия» (Dixon, pp. 238–40). Если обходилось без кровопролития, служба продолжалась, но в присутствии стражников с ружьями наизготовку. Так что христианство в Иерусалиме того времени явно не отвечало идеалам милосердия и любви к ближнему.

В 1821 г., когда греки Пелопоннеса восстали против османского владычества, мусульмане вновь выступили против христиан и атаковали патриархат греческой православной церкви, хотя кади и влиятельные иерусалимские кланы, подчиняясь строгим приказаниям из Стамбула, делали все возможное, чтобы остановить насилие. В 1824 г. произошли более серьезные волнения. Новый вали Дамаска Мустафа-паша объявил о десятикратном повышении налогов. Крестьяне деревень в окрестностях Иерусалима немедленно взбунтовались, и паша выступил из Дамаска с пятитысячным отрядом, чтобы их усмирить. На этот раз иерусалимская знать не поддержала османские власти, а приняла сторону восставших крестьян, к которым присоединились и простые горожане. Как только паша, уверенный, что подавил мятеж, вернулся в Дамаск, жители Иерусалима ворвались в цитадель, изгнали турецкий гарнизон, вооружились и выкинули из города все неарабское население. Наверное, это было первое проявление солидарности арабов Иерусалима. Восставшие не пожелали сдаться, даже когда под стены города явился правитель Сидона Абдалла-паша с двумя тысячами солдат и семью пушками. Сражение длилось целую неделю, и все это время пушки беспрерывно обстреливали город с Масличной горы. Но в итоге турки согласились на требования восставших: налоги были снижены, армия получила приказ не вмешиваться в жизнь города, на все административные должности стали назначаться арабы.