Спасение души - Али Стюббе

В ее волосах пробиваются красновато-рыжие пряди, и две тонкие косички развеваются на ветру. Ее золотистая кожа мерцает даже под покровом деревьев.

Она медленно делает один шаг ко мне, отчего мои ноги прирастают к месту. Платье цвета слоновой кости облегает ее изгибы, подол подхватывает ветер, открывая мне вид на кожу выше колен. Еще один шаг ко мне, и я внезапно обнаруживаю, что сокращаю дистанцию.

Зеленые искорки мерцают в ее глазах, глубоких и сияющих.

Мои губы приоткрываются, когда я становлюсь очарованным ею, наблюдая за тем, как двигаются ее губы и как она вытягивает перед собой изящную руку.

Она смеется, и этот звук возвращает меня к реальности, когда я встряхиваю головой, чтобы избавиться от чар, в которых, должно быть, потерялся. Только тогда я понимаю, что ее губы шевелятся, обращаясь ко мне, и ее рука находится между нами, так что я могу пожать ее.

— Я… мне жаль, — говорю я быстро и хмурю брови.

Что, черт возьми, со мной не так? Я был мертв всего несколько минут, а уже превращаюсь в заикающееся, замороженное месиво перед женщиной.

— Я Элира.

Она протягивает руку выше между нами, и вместо того, чтобы пожать ее, я поднимаю ее руку, чтобы прижаться губами. Искра вспыхивает на моих губах, заставляя мои глаза расширяться, а сердце бешено колотиться в груди. Ее щеки приобретают легкий оттенок розового, когда я прижимаюсь губами к ее коже, глядя на нее сверху вниз.

Я отстраняюсь от ее руки, делаю шаг ближе и, взяв одну из ее кос между пальцами, накручиваю ее.

— Ты моя пара, — говорю я это так тихо, что боюсь, она не услышит. Переживая, что я могу ошибаться, хотя чувствую это до мозга костей.

Но она слышит, потому что улыбка исчезает, и вместо этого тоска наполняет ее глаза, когда она смотрит на меня, прикусив губу.

— Некоторым бывает труднее узнать свою суженую в загробной жизни, если они никогда не встречались при жизни, — она замолкает, наклоняя голову, пока ее глаза изучают каждый дюйм моего лица.

— Я стояла здесь каждый день, ожидая, когда моя пара присоединится ко мне.

Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на поле, как будто ей стыдно, что она ждала смерти своей пары.

— Так много людей ушло в загробную жизнь, а я не почувствовала… ничего, — эти зеленые глаза снова встречаются с моими. — До тебя.

Улыбаясь, я распускаю ее косу и провожу кончиками пальцев по нежной коже ее лица.

— Я Кай.

Она прикусывает губу, чтобы сдержать смех, и я делаю то же самое. Я не собираюсь стыдить ее за то, что она надеялась, что ее пара умрет, чтобы она могла быть с ним, потому что прямо сейчас мне чертовски повезло, что это был я.

Переводя взгляд с нее на меня, я позволяю тишине установиться между нами. То, что я чувствую себя более живым, когда мертв — это просто гребаная ирония. То, как кровь в моих венах пульсирует, как будто я все еще жив от одного ее прикосновения, и как сильно бьется мой пульс.

— За всю свою жизнь я никогда не испытывал того, что чувствую в этот момент.

Я случайно позволил своей мысли выскользнуть наружу и высказал ее, но я рад, что сделал это, потому что ее улыбка сияет.

— И какой была твоя жизнь? — спрашивает она.

Я на мгновение отвожу взгляд вдаль, останавливаясь на правде.

— Моя жизнь была хуже смертного приговора, — я вздыхаю и продолжаю, желая рассказать ей о своем прошлом. — Моих родителей обвинили в мятеже много лет назад, и, чтобы спасти их головы, я пожертвовал своей жизнью, чтобы служить правящему королю. Каждый день мне приходилось бороться со своими инстинктами перерезать ему горло при каждом его приказе, с которым я не соглашался. Но на кону стояли жизни моих родителей.

Я вспоминаю все команды, которые мне приходилось выполнять, и некоторые из них были настолько плохими, что я не мог спать сутками. Только одна вещь помогла сделать жизнь чьей-то марионетки более сносной.

— Но дочь того же короля стала спасательным кругом. Первый человек, который сделал жизнь в этой адской дыре не такой уж плохой. Она стала кем-то, о ком я действительно заботился, как будто она была сестрой, которой у меня никогда не было.

Я снова смотрю на Элиру, и она с интересом наблюдает за мной, ловя каждое слово, когда я рассказываю больше, чем она просила. Я улыбаюсь ей, радуясь, что она хочет узнать обо мне побольше.

Пожав плечами, я продолжаю.

— После этого жизнь стала лучше, и я почувствовал, каково это — снова быть свободным мужчиной и иметь друзей, которые значат для меня очень много. Но все равно чего-то не хватало, я просто не мог понять, чего именно.

Она наклоняет голову, мягко улыбаясь.

— Может быть, это — что-то было кем-то?

Судорожно сглатывая, я стискиваю челюсти и киваю.

— Думаю, что да.

Между нами воцаряется уютное молчание, но затем я спрашиваю:

— На что была похожа твоя жизнь?

Она делает приятный и медленный вдох, отводя взгляд в сторону.

— Моя жизнь… — она замолкает, кажется, на мгновение погружаясь в воспоминания, прежде чем посмотреть мне в глаза. — Моя жизнь закончилась давным-давно, — тихо говорит она.

Я заправляю выбившуюся прядь волос ей за ухо, ожидая продолжения.

— Моя семья погибла, когда я была маленькой, когда на нашу маленькую деревню напали. Я спряталась, пытаясь удержать своего младшего брата рядом с собой, пока наши родители ссорились, но он выбежал к ним с широко раскрытыми для объятий руками.

Она судорожно сглатывает.

— Он не понимал опасности, и все произошло так быстро.

Она вздыхает, качая головой.

— Итак, моя жизнь была… одинокой. Я жила вдали от какой-либо деревни, опасаясь очередного набега, и просто позволяла дням проходить незаметно, пока я училась заботиться о себе сама.

Она кладет свою маленькую ручку мне на подбородок, позволяя пальчикам зарыться в бороду.

— Вот почему я ждала и стояла здесь в одиночестве; это для меня не ново. Но надежда встретить свою вторую половинку, знание, что я никогда больше не буду одинока, и наличие кого-то, о ком я могу искренне заботиться, делает все это стоящим того.

Ее глаза смотрят в мои, ее грудь поднимается и опускается быстрее.

Повинуясь чистому инстинкту, я наклоняю голову, слегка прижимаясь губами к ее губам. Она никогда теперь не будет одинока, только не со мной. Она судорожно втягивает воздух, прежде чем приподняться на цыпочки, чтобы крепче прижаться своим ртом к моему.

Одно