Тьма. Том 1 и 2 - Лео Сухов

После обеда я честно завалился в кровать «на пять минуточек», чтобы бодро выдержать ночь без сна… И эти «пять минуточек» продлились до самого экзамена по стрелковой подготовке. В результате, пришёл я на стрельбище злой и невыспавшийся. И там, среди стоек с оружием, обнаружил истинного собрата по настроению.

— Седов? — мрачно спросил здоровенный седой «лось», возвышавшийся за учительским столом.

— Так точно! — на автомате выдал я, вытянувшись по струнке. — Прибыл сдавать…

Уж слишком голос этого лося напоминал голос нашего десятника.

— Служил? — чуть менее мрачно поинтересовался лось.

— Вот ещё недели три назад, на сто тринадцатой, — отозвался я.

Взгляд лося потеплел, и он кивнул на парту, стоявшую прямо перед учительским столом.

— Хоть один нормальный человек в этом нежном гадюшнике, — буркнул лось, а потом изобразил, видимо, тот самый нежный гадюшник: — Ой, я ноготь об пружину сломал!.. Тьфу…

— Сломал? — переспросил я, уловив некую неправильность во фразе.

— Ну от девок такие заявления услышать даже ожидаешь… Хотя есть тут, конечно, и боевитые дамочки, — признался лось. — А вот от недоразумений, ошибочно записанных в мужской пол, как-то не очень… Кстати, я Николай Пантелеймонович Субаба, ваш инструктор по всей боевой и физической подготовке. Кем отслужил?

— Стрелковый десяток, — отозвался я.

— Ага… Из «мула» стрелял, значит? — уточнил Субаба.

— Из «мула» стрелял, — кивнул я. — Проходил инструктаж по всем видам вооружения.

— И что, запомнил что-нибудь? — удивился Николай Пантелеймоныч.

— Давеча из «накрышки» пострелял на ходу. И даже вроде справился, — признался я.

— А! Значит, это тебя полиция теперь требует! — догадался Субаба и хохотнул: — И как, пощекотал битеня?

— Я больше не по нему, а по его пассажирам, — улыбнулся я.

— А, вона чё… Давай-ка мы с тобой «мула» возьмём! — решил Николай Пантелеймоныч. — Всё по-военному, как положено… Разберёшь, соберёшь, отстреляешься, и свободен! А то у меня сегодня девки ещё придут на пересдачу рукопашки… Так утомляет их в пыли валять, ты бы знал! Если с тобой быстро управимся, то хоть чаю ещё себе соображу.

— А у меня тоже рукопашка будет? — уточнил я.

— Ну, если хорошо себя покажешь, то у тебя будет шпага! — измерив меня взглядом и, видимо, одобрив, заявил Субаба. — Не хрен тебе с этими зефирками жопу просиживать. Научу тебя честь отстаивать с благородными. Бывает полезно… Но это всё потом… А сейчас давай, на рубеж!

К счастью, за три насыщенных недели я навыки растерять не успел. Автомат русской армии, получивший уже шестую версию за последние полвека, но неизменно называвшийся «мулом» за свою надёжность, был разобран, собран, заряжен — и использован для поражения различных мишеней на стрельбище.

Результаты Субабе понравились, так что я был отпущен учить другие предметы, а Николай Пантелеймонович пошёл пить чай и готовиться к жестокому издевательству над девчонками, застрявшими между вторым и третьим годом обучения. Я их, кстати, видел, когда уходил: стояли, дрожали, зеленели от страха и косились дикими взглядами на довольного меня.

Хотелось подбодрить их, сказать, что Субаба незлой — побьёт и отпустит. Но я не стал, ибо нельзя ломать учебный процесс.

Весь вечер я просидел в своей старой комнате: ел, учился, ел, снова учился, опять ел… Иными словами, готовился к страшному ночному бою с хитрым расхитителем вкусняшек. И у меня были все шансы: во всяком случае, под рукой имелся верный «пушок» и запас крепкого чёрного чая.

Сегодня я рассчитывал одержать славную победу!.. Ну или погибнуть с честью. Но вышло всё не совсем так, как планировалось.

Часа в три ночи, когда в сгустившейся темноте за окном послышался шорох, я успел схватить «пушка» и развернуться… А потом провалился в сон. Мгновенно!

Утренний будильник заставил меня открыть глаза. Я полулежал на стуле в жутко неудобной позе. В свесившейся руке всё ещё сжимал «пушка», а из глубины комнаты печально попискивал холодильник. Конечно же, открытый и разморозившийся.

Первым делом я посмотрел на пол вокруг кровати и на саму кровать. Но следов жестокой мести ночного подлеца не обнаружил. Видимо, его гнев миновал ни в чём неповинную мебель и тапки из-за того, что холодильник никто на цепь не закрывал.

Это радовало…

Холодильник тоже в этот раз не пострадал. Хотя, конечно же, стоял открытым.

А вот что было необычным — это появившаяся возле него, на кухонном столе, еда.

Погрызенный батон дорогой копчёной колбасы, такой же пожёванный батон… А ещё початая банка консервированного горошка.

Чай, кстати, эта зараза выпила, оставив мне всего пару глотков на донышке. А я-то думал, что чай оно не пьёт. Пришлось мыть чайник и заваривать новую порцию. И заодно, в процессе, сосредоточенно размышлять. Моё мнение о ночном госте несколько изменилось, и теперь это надо было обмозговать.

Пока я пил утренний чай, разглядывая оставленные угощения, в дверь застучали. Пришлось идти открывать.

За порогом обнаружились красный, как варёный рак, Дима Ямской и Семён Иванович.

— Тебя тоже ограбили, да? — возмущённо спросил Ямской, решительно заходя ко мне в комнату, но тут же попятился, увидев, что в правой руке я по-прежнему сжимаю «пушка».

— Неа… — ответил я. — У меня нечего было грабить. Холодильник пустой. Только чай выпили, и вот…

А затем посторонился, пропуская гостей, и, когда они вошли в комнату, указал на кухонный стол. Я ожидал всего, чего угодно… Но уж точно не того, что Дима схватится за голову и упадёт на колени, стеная так, будто увидел труп любимого дедушки.

— Ты чего? — удивился я и в поисках ответов глянул на смотрителя.

Семён Иванович только плечами пожал. Мы снова уставились на Ямского, а тот сообщил сквозь стон:

— Колбаса-а-а-а… Сорокинская!.. Моя!.. Да её бате из самого Нижнего везли!.. А эта тварь её даже не дожрала нормально!.. Сука!..

— Не согласен! — сразу же внёс я возражение. — Она бы её дожрала, но проявила благородство!

— Благородство⁈ — взвился Ямской. — Понадкусывать и бросить колбасу за полтыщи рублей кило⁈ Это, по-твоему, благородство⁈

— Если я верно понял эту…

Я хотел сказать «инсталляцию», как подсказывала память Андрея, но тут вроде бы такого безобразия не знали. Пришлось на секунду замолчать, подбирая нужное слово.

— Это… Безобразие! — нашёлся я. — В общем, его оставили для меня!

— Для тебя⁈ —