Космическая трилогия - Клайв Стейплз Льюис

С удивлением подумала она о том, что музыка очень давно ушла из ее жизни, и решила сегодня же вечером послушать Баха. Или нет, она почитает на ночь сонеты Шекспира. Даже голод и жажда радовали ее, и она думала, что сделает дома очень много гренков. Радовала ее и собственная красота – без всякого тщеславия она ощущала (верно ли, неверно), что та распускается волшебной розой. Поэтому незачем удивляться, что, когда ее попутчик вышел в Кьюр-Харди, она встала и посмотрелась в зеркало на стене. Действительно, выглядела она хорошо, на удивление хорошо; но в этой мысли почти не было тщеславия. Краса ее цвела для других. Она цвела для него. Он владел ею так безраздельно, что мог уступать другим, и это было выше, полнее, радостней, чем если бы он оставил ее себе.

Когда поезд прибыл в Эджстоу, Джейн решила, что не пойдет на автобус и с удовольствием прогуляется до Сэндауна. Но что же это? Платформа, всегда пустая в это время, кишела народом, как лондонский вокзал в пятницу. Она едва протиснулась сквозь толпу. Люди двигались во все стороны, грубили, сердились, толкались. «Садись обратно в поезд!» – орал кто-то. «Гони отсюда, если не едешь!» – ревел другой. «Какого черта?» – рычал третий над самым ее ухом, потом запричитала женщина: «Ой, господи, господи, что творится!..» С улиц несся страшный шум, как с футбольного стадиона. Было светлее, чем обычно.

Через несколько часов перепуганная и усталая до смерти Джейн шла по незнакомой улочке под охраной институтских и каких-то девиц. До этого она двигалась так, как двигается человек, которого то и дело отбрасывает приливом. По Уоррик-стрит пройти не удалось – там громили лавки и что-то жгли. Джейн пошла в обход, но и здесь было то же самое. Она решила сделать петлю побольше, но опять ничего не вышло. Наконец она увидела, что на Боун-лейн пусто и тихо. Больше деваться было некуда. Почти сразу ее остановили институтские полисмены – на них она натыкалась повсюду, кроме тех мест, где шли самые беспорядки. «Здесь хода нет», – сказали они. Потом они отвернулись. Было темно, Джейн совсем вымоталась и попробовала проскочить. Они ее схватили. Вот почему она оказалась в ярко освещенной комнате перед женщиной в форме, стриженой, седой, с большим квадратным лицом. Все было перевернуто, словно полицейские ворвались в чей-то дом и превратили его в участок. Женщина жевала незажженную сигару и не проявляла интереса, пока Джейн себя не назвала. Тогда она посмотрела ей в лицо. Джейн очень устала и перепугалась, но тут ощутила что-то новое: лицо этой женщины было ей мерзко, как бывали мерзки в ранней юности лица толстых мужчин с похотливыми глазками и липкой улыбкой. Оно было до ужаса бесстрастно и до ужаса алчно. Джейн видела, что женщина что-то подумала, потом отказалась от этой мысли, потом ее приняла и зажгла свою сигару. Если бы Джейн знала, как редко мисс Хардкасл это делает, она бы испугалась еще сильней. Полицейские и девицы это знали. Сама атмосфера в комнате изменилась.

– Джейн Стэддок, – сказала Фея. – Я про вас, миленькая, все знаю. Мы с вашим мужем большие друзья. – Говоря это, она писала на зеленом листе бумаги. – Так, так, – снова заговорила она. – Скоро вы его увидите. Мы вас подбросим в Бэлбери. Теперь такой вопрос. Что вы тут делали в ночное время?

– Я шла со станции.

– А где вы были, лапочка?

Джейн не ответила.

– Мужа нет, а она гуляет, – сказала мисс Хардкасл.

– Отпустите меня, пожалуйста, – сказала Джейн. – Уже очень поздно, я устала. Мне надо домой.

– Так вы же не домой, – сказала Фея. – Вы с нами, в Бэлбери.

– Мой муж меня туда не звал.

Мисс Хардкасл покачала головой:

– Ах, какой! Нехорошо, нехорошо. Ну, мы вас подбросим.

– Я не совсем понимаю.

– А мы вас арестовали, – сказала мисс Хардкасл и положила перед Джейн зеленую бумагу. Джейн увидела то, что и видишь, глядя на документ, – какие-то пункты, что-то заполнено, что-то нет, где-то карандашные пометки, где-то твое собственное имя, а понять ничего нельзя.

– Господи! – вскричала Джейн и кинулась к двери. Конечно, она до нее не добежала. Придя в себя, она заметила, что ее держат двое полицейских.

– Пылкая дамочка! – игриво сказала мисс Хардкасл. – Ну, мы выгоним нехороших дядей… – Она что-то приказала, полисмены вышли и закрыли за собой дверь. Тут Джейн почувствовала, что у нее нет уж совсем никакой защиты.

– Так, – сказала мисс Хардкасл двум девицам в форме. – Посмотрим, посмотрим. Четверть первого… там все идет хорошо. Что ж, Дэзи, можно и передохнуть. Крепче, Китти, вырвется! Вот так.

Говоря это, мисс Хардкасл сняла ремень, китель и бросила их на диван. Перед Джейн предстал могучий бюст (как и полагал Ящер, лифчика она не носила), рыхлый, уродливый, едва прикрытый – такое мог бы изобразить сошедший с ума Рубенс. Фея снова села, вынула изо рта сигару, выпустила дым в лицо своей жертве и спросила ее:

– Откуда ехала?

Джейн не ответила и потому, что не могла произнести ни слова, и потому, что знала теперь точно: это и есть те враги рода человеческого, о которых говорил он, и отвечать им нельзя. Героиней она себя при этом не чувствовала. Все стало для нее нереальным, и она словно в полусне слышала приказ: «Лапочки, давайте-ка ее сюда». Как в полусне, она видела, что мисс Хардкасл сидит на стуле, словно в седле, широко расставив обтянутые сапогами ноги. Девицы ловко и умело поставили ее между этими ногами, и мисс Хардкасл свела колени, зажав таким образом пленницу. Рядом с этой людоедкой было так страшно, что Джейн уже совсем не боялась за себя. Мисс Хардкасл долго глядела на нее и курила ей в лицо. Потом сказала:

– А она ничего.

Потом помолчала опять, потом спросила:

– Куда ездила?

Джейн глядела на нее и не отвечала. Мисс Хардкасл наклонилась, отодвинула ворот блузки и прижала к обнажившемуся плечу свою сигару. Потом помолчала опять, потом спросила:

– Где была?

Сколько раз это повторялось, Джейн не помнила. Во всяком случае, настало время, когда мисс Хардкасл обратилась не к ней, а к одной из девиц:

– Чего тебе, Дэзи?

– Я хочу сказать, мэм, уже пять минут второго.

– Да, летит время… Ну и что? Она у нас легонькая. Устала?

– Нет, мэм, спасибо. Вы сами сказали, мэм, что ровно в час вас ждет капитан О’Хара.

– О’Хара? – сонно повторила мисс Хардкасл и вдруг очнулась. Она вскочила, надела китель. – Ну и ну! – причитала она. – И дуры вы у меня! Что раньше не сказали?

– Боялись, мэм.

– Боялись они! А для чего вы тут, интересно?

– Вы не любите, когда вам мешают, мэм.

– Ладно, разговорились! – крикнула мисс Хардкасл и ударила свою подчиненную по щеке. – Так. Ее веди в машину. Потом застегнешь, дура. Я сейчас, только морду ополосну.

Через несколько секунд Джейн сидела между Дэзи и Китти. На заднем сиденье помещалась и мисс Хардкасл (оно было на пятерых). Машина двигалась сквозь мрак. «Город объезжай, Джо, – говорил голос мисс Хардкасл. – Там сейчас веселье. Ты задами, задами». Даже и так они время от времени натыкались на толпу. Потом машина вдруг стала. «Ты чего?!» – крикнула мисс Хардкасл. Шофер только сопел и что-то дергал. «Что это?» – повторила она, и он отвечал: «Не знаю, мэм». – «Хоть за машиной смотреть умел бы! – сказала мисс Хардкасл. – Да, полечить бы вас как следует…» Дорога была пуста, но где-то рядом, судя по шуму, была улица, и далеко не мирная. Шофер вылез и открыл капот. «Значит, так, – сказала мисс Хардкасл. – Вы обе ловите машину. Не словите, через десять минут идите обратно. Живо!» Девицы исчезли в темноте. Мисс Хардкасл бранила шофера, шофер копался в моторе. Шум усиливался. Вдруг шофер выпрямился (Джейн увидела в свете фар, как блестит пот на его лице) и сказал: