Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

удобным для начала маневра, то приказал кораблям спуститься на восемь румбов (90°) всем вместе. Де Гишен увидел опасность для своего арьергарда и повернул всем флотом фордевинд, спеша на помощь. Тогда Родни, поняв, что его намерения раскрыты, взял опять к ветру на одном галсе с неприятелем, после чего оба флота легли к юго-востоку [198]. Потом он вновь поднял сигнал начать бой и через час, ровно в полдень, приказал (как гласит его собственная депеша) «каждому кораблю спуститься и направиться на соответствующего противника неприятельской линии». По объяснению Родни, эти слова, напоминающие старый порядок боя – корабль против корабля, – означали, что каждый корабль должен был атаковать того противника, который соответствовал ему по положению в данный момент, а не того, который имел в своей линии номер, одинаковый с его номером. По выражению самого Родни: «В косвенном направлении, чтобы мои головные корабли могли атаковать авангардные корабли центральной части неприятеля и чтобы весь британский флот был противопоставлен только двум третям неприятельского». Затруднения и недоразумения, имевшие место, возникли главным образом вследствие неудовлетворительности сигнальной книги. Вместо того чтобы поступить так, как желал адмирал, авангардные корабли поставили паруса, дабы занять положение на траверзе у противников с одинаковыми номерами в строе. Родни утверждал впоследствии, что, когда он спустился во второй раз, французский флот пребывал в растянутой линии баталии; мол, если бы его приказ исполнили, то центр и арьергард противника были бы разбиты прежде, чем к ним успел бы присоединиться авангард.

Имеются, кажется, все основания думать, что намерения Родни действительно состояли в том, чтобы поставить французов между двух огней, как он это утверждал. Неудача случилась от путаницы в сигналах и от тактической несостоятельности его флота, за которую он, как принявший командование над последним лишь недавно, не нес ответственности. Но безобразное исполнение англичанами описанного маневра было настолько очевидно для де Гишена, что тот, когда английский флот спускался в первый раз, воскликнул, что шесть или семь его кораблей ушли, и послал Родни депешу такого содержания: если бы все послушались сигналов английского адмирала, то ему (де Гишену. – Авт.) пришлось бы сдаться [199]. Более убедительное доказательство того, что он понял опасность своего нового противника, следует видеть в том факте, что он тщательно старался при следующих встречах с ним не занимать подветренного положения. Родни же, после того как тщательно обдуманные планы расстроились, доказал, что вместе со способностью комбинировать он владел непреклонным мужеством прямолинейного бойца: подойдя на своем корабле близко к неприятельскому, он не переставал обстреливать тот до тех пор, пока враг не вышел из строя без фок-мачты и грота-рея и с таким поврежденным корпусом, что едва-едва держался на воде.

Один случай этого сражения, который упомянут французскими писателями и в труде Ботты[200], вероятно опиравшегося на французов, но о котором не говорится в английских описаниях, показывает, что характер атаки, по представлению французов, был крайне серьезен. Якобы Родни, заметив разрыв в линии неприятеля, из-за того, что корабль, следовавший за французским флагманом, был не на своем месте, попробовал прорваться через упомянутую линию; но капитан 74-пушечного корабля «Дестан» развернул еще больше парусов и устремился наперерез английскому 90-пушечному кораблю. «Поведение этого капитана хвалили справедливо, – говорит Лапейруз-Бонфиль. – Флот избежал опасности почти полного поражения только благодаря храбрости месье де Жуампи. Таково после боя было мнение всей французской эскадры. Однако, допустив, что наша линия прорвана, оценим, какими бедствиями это угрожало бы нашему флоту. Полагаю, наш арьергард легко поправил бы дело быстрым занятием места отрезанных судов. Такое движение неминуемо привело бы к свалке, которая дала бы преимущество флоту, имеющему храбрейших и преданнейших своему долгу командиров. Но тогда, как и во времена империи, все считали, что отрезанные корабли взяты, по сути, в плен, и это убеждение неоспоримо царило в умах».

Последствия прорыва через неприятельскую линию или боевой строй зависят от нескольких условий. Существенная идея состоит в том, чтобы разделить силы противника, пройдя в сделанный или образовавшийся в ходе боя достаточный для этой цели промежуток между судами, и затем сосредоточить свои силы на той отделенной части противника, которая может ожидать наименьшей поддержки от другой. В строе кильватера такою частью обыкновенно выступает арьергард. Сомкнутость атакованного строя, число отрезанных кораблей, промежуток времени, в течение которого они могут быть отрезаны и станут сопротивляться сосредоточенной против них превосходящей силе, – все это влияет на конечный результат. Весьма важным фактором в окончательном исходе будет мораль – смущение, внесенное в разорванную таким образом линию неприятеля. Корабли, отрезанные прорывом противника через их линию, останавливаются, арьергард попадает меж двух огней, тогда как корабли, находящиеся впереди, продолжают идти дальше. Такой критический момент требует немедленных действий, но люди, способные хладнокровно мыслить в непредвиденных случайностях и действовать сообразно обстоятельствам, крайне редки – особенно там, где подчиненное положение заставляет бояться ответственности. В сцене смятения англичане без излишней самонадеянности рассчитывали воспользоваться превосходством в мореходном искусстве, так как в таких случаях требуется не только «мужество и преданность долгу», но и искусство. Все эти последствия прорыва через линию прояснились в большом сражении Родни в 1782 году.

Де Гишен и Родни встретились дважды в следующем месяце, но уже ни в одном из последовавших сражений французский адмирал не добивался подветренного положения, столь излюбленного его нацией; напротив, он того избегал. Между тем испанский флот из двенадцати линейных кораблей был на пути к соединению с французами. Родни крейсировал на ветре Мартиники в намерении встретить испанцев, но их адмирал взял более северный курс и, будучи в виду Гваделупы, послал депешу де Гишену, который соединился с союзниками и провел тех в порт. Большой численный перевес флота коалиции возбудил страх в английских владениях, однако недостаток согласия в упомянутом флоте повел к медлительности и колебаниям; вдобавок ужасная эпидемия произвела опустошение в экипажах испанской эскадры, и предположенные операции свелись к нулю. В августе де Гишен отплыл во Францию с пятнадцатью кораблями.

Родни, не зная о его назначении и беспокоясь как о Северной Америке, так и о Ямайке, разделил свой флот и, оставив одну половину на островах, с остальной отплыл в Нью-Йорк, куда и прибыл 12 сентября. Риск такого образа действий был весьма велик и едва ли может быть оправдан; но никаких дурных последствий от разделения сил не произошло[201]. Если бы де Гишен намеревался направиться на Ямайку или, как ожидал Вашингтон, на Нью-Йорк, то ни та ни другая части флота Родни не могли бы состязаться