История Сибири. От Ермака до Екатерины II - Петр Словцов

По части промышленности третьей, проявлялся в разных местах дух рукодельности подражательной.

4. В рукоделиях.

Мы не говорим о мастерствах первоначальных, которые вызываются нуждами необходимого пропитания, промыслов или требованиями климата; следственно, не разумеем здесь кожевенного и юфтевого дела, давно завязавшегося не в одном Тобольске, но также в Кунгуре, Тюмени, Таре, Томске, Енисейске и Иркутске, с большим или меньшим развитием. Не разумеем и давнобытного скорнячества, которое по всей предполярной полосе, по Забайкалью, по верховьям Енисея и Бии, так подручно инородческим женщинам, выделывающим кожи и меха с незапамятного времени. Не разумеем также рыболовную пряжу, которая закупалась у тюменских горожанок вятскими и поморскими рыбопромышленниками, отправлявшимися из Тюмени на р. Обь. Не говорим и об оружейном мастерстве, которое, для ополчения сибирского войска, было усовершенствовано при губернаторе кн. Гагарине, после перевода 3 ружейных семей из Москвы в Тобольск, назначенных еще в 1700 году[285], и которое в настоящее время выходило из-под казенного надзора и начинало служить зверопромышленникам продажею винтовок. Но мы будем говорить в своем месте о заведениях, которые занимают почти средину между первоначальных рукоделий и искусственных удовлетворений образующегося общежития и которые бывают предварениями будущего мануфактурного духа. Такими могут почесться небольшие фабричные попытки, как увидим в своем месте.

5. В зодчестве благочестивом.

Деятельность духа народного отличалась в Сибири церковным зодчеством. Честь сооружения каменных храмов у нас относится особенно ко времени IV периода. Город или народ, над которым пронеслась година тяжкая, чувствуя себя вне тревоги, мысленно стремится в парении благодарном ко Всеблагому и возносит алтари, сколько возможно, выше и прочнее кровов человеческих. Минуя Чердынь, Соликамск и Кунгур, мы увидим, где были воздвигаемы каменные церкви. Не служат ли усмотрения подобные к похвале сибирских нравов?

6. Обещание описания воды и земли.

Прежде, нежели приступим в своем повествовании к заведениям металлическим, к морской промышленности и рукодельности, мы считаем предварительным долгом познакомить читателя со многочисленными реками, озерами и болотами, также с землями, способными более к сенокошению, чем к земледелию, дабы он с основательностию мог судить, какую почву, в плане Божеской премудрости, суждено сибирякам населять и возделывать, какими благодеяниями предопределено им пользоваться от суши, воды и многоразличного климата.

7. Обещание описания границы.

Будет брошен постепенный исторический взгляд на устройство безмерной границы, которая до настоящего периода не знала неподвижной черты, от Урала до Сабинского межевого столпа. Равномерно будут проведены пред глазами читателя соседи заграничные.

Означенные предметы, имеющие войти в состав повествования, так важны, что нельзя не предвидеть охоты читателя ознакомиться с главными лицами, которые управляли делами страны и которые руководили благоговейными помыслами жителей. Удовлетворяя требованию, мы сию минуту изображаем правителей и первосвященников как общих представителей периода, действовавших на судьбу Сибири.

8. Правители.

Сомневаясь найти что-либо выгодное для памяти Сухарева, вступившего в должность с декабря 1742-го, а не 1743 года, как открылось при пересмотре бумаг тарских[286], мы убеждены самими делами, что вице-адмирал Мятлев с 1754 г., Соймонов, тайный советник, с сентября 1757 до июля 1763 г., занимали место сибирского губернатора с честию и пользою для страны. Чичерин и Фрауендорф здесь не упоминаются затем, что в проходимом периоде первый едва выходит на сцену, а последний назначается правителем губернии, еще не сложившейся в особый состав. Но, если в течение XVIII столетия Сибирь видела губернатора с обширною наукою, с знанием даже астрономии, с умом превосходным и твердым, с опытностью в делах, приобретенною при важных должностях и поручениях, конечно, видела она такого мужа в лице тайного советника Соймонова[287]. Отзыв наш не то значит, чтобы покойный Соймонов не ошибался в суждениях по предметам службы; и мы, без уменьшения его достоинств, укажем на погрешности, проскользнувшие у него, то от ревности к пользам казны, то от самонадеянности, простительной уму отличному. Но предписания, какие Соймонов делал охотскому и большерецкому начальствам о содействии всеми возможными мерами купеческому мореходству, и исходатайствованные им разрешения свободно промышлять на Курильских островах, с требованием географических и этнографических описаний, свидетельствуют, что он тотчас оценил дух морской промышленности и помогал ей своею властию. Споборать духу времени, на пользу страны, умеют не все, и не всегда.