Смертельная белизна - Роберт Гэлбрейт

– Кто-то из членов семьи.

– Правильно. – Страйк щелкнув зажигалкой. – Но, по нашим сведениям, это не Кинвара, не Иззи и не Физзи с Торквилом, что возвращает нас к рассказу Рафаэля о спешной отправке его в Вулстон.

– Ты серьезно думаешь, что он мог прикончить отца, как ни в чем не бывало уехать в Вулстон и там вместе с Кинварой дожидаться полиции?

– Психология и правдоподобие тут ни при чем: речь идет о возможности как таковой. – Страйк выдохнул длинную струю дыма. – Я пока не услышал причин, которые могли бы помешать Рафаэлю в шесть утра быть на Эбери-стрит. Понимаю, что ты хочешь сказать, – опередил он Робин. – Но история знает случаи, когда убийца имитировал голос жертвы. Рафаэль мог позвонить сам себе с чизуэлловского мобильника, изображая, будто отец велит ему отправиться в Вулстон.

– А отсюда следует, что либо у Чизуэлла телефон был не запаролен, либо Рафаэль знал ПИН-код.

– Мысль интересная. Надо проверить.

Щелкнув ручкой, Страйк сделал пометку в блокноте, а сам задался вопросом: знает ли Мэтью, который однажды стер историю звонков из телефона Робин, ее нынешний ПИН-код? Ведь такого рода мелкие знаки доверия зачастую служат мощным показателем прочности отношений.

– Если убийца – Рафаэль, то остается еще вопрос логистики, – сказала Робин. – Допустим, ключа у него не было, но если Чизуэлл сам впустил сына в дом, значит он не спал и не лежал в беспамятстве, когда Рафаэль на кухне растирал в порошок антидепрессанты.

– Опять же интересная мысль, – сказал Страйк, но по поводу измельчения таблеток нужно потребовать объяснения у всех наших подозреваемых. Возьмем, к примеру, Флик. Если она выдавала там себя за уборщицу, то наверняка знала дом на Эбери-стрит лучше всех домочадцев. А сколько возможностей сунуть свой нос в каждый угол да еще заполучить на время ключ-секретку! Дубликат изготовить непросто, но, допустим, ей и это удалось, а значит, она могла входить и выходить, когда вздумается. Стало быть, приходит она чуть свет, чтобы поколдовать над апельсиновым соком, но бесшумно растереть пилюли в порошок пестиком и ступкой нельзя…

– Зато, – подхватила Робин, – вполне можно принести готовый порошок – хоть в пакете, хоть как-то иначе – и уже на месте сыпануть этого порошка на пестик и ступку, чтобы со стороны казалось, будто лекарство измельчил сам Чизуэлл.

– О’кей, но все равно остается вопрос: почему в пустой коробке из-под сока, обнаруженной в мусорном ведре, нет следов амитриптилина? Весьма вероятно, что Рафаэль подал отцу стакан сока…

– Да вот только пальчики Чизуэлла – единственные…

– Но неужели Чизуэлл не заподозрил бы ничего странного, увидев – ни свет ни заря – уже налитый в стакан апельсиновый сок? Вот ты бы, например, позарилась на жидкость, незнамо как появившуюся в предположительно пустом доме?

Внизу, на Денмарк-стрит, женские голоса, перекрывая безостановочный шум и грохот транспорта, выводили песню Рианны «Where Have You Been?»:

– «Where have you been? All my life, all my life…»[45]

– А может, это и впрямь самоубийство? – задумалась Робин.

– С таким отношением мы далеко не уедем – даже счета не оплатим, – заметил Страйк, стряхивая пепел в тарелку. – Давай-ка по новой: люди, у которых в то утро была возможность проникнуть на Эбери-стрит: Рафаэль, Флик…

– И Джимми, – добавила Робин. – Все, что относится к Флик, автоматически относится и к нему, поскольку она в принципе имела возможность сообщать ему все сведения о привычках Чизуэлла, о его доме, а также могла передать ему дубликат ключа.

– Правильно. Стало быть, нам известно, что проникнуть тем утром в дом могли три человека, – сказал Страйк, – но для этого недостаточно было просто войти в дверь. Убийце требовалось узнать, какие антидепрессанты принимает Кинвара, а кроме того, позаботиться о доставке баллона с гелием и резиновой трубки, да еще напоследок получить подтверждение того факта, что гелий и трубка никуда не делись.

– По нашим сведениям, Рафаэль в последнее время не захаживал на Эбери-стрит и никогда не был достаточно близок с Кинварой, чтобы знать, какие таблетки она принимает, хотя отец мог обронить название в разговоре, – сказала Робин. – Если ориентироваться исключительно на способ, то Уинна с Аамиром, видимо, надо исключить… так что в списке подозреваемых Джимми и Флик перемещаются на первое место, поскольку Флик подрабатывала в доме уборщицей.

С глубоким вздохом Страйк закрыл глаза.

– Да пошло оно все куда подальше, – пробормотал он, проводя ладонью по лицу. – Я все время к мотиву скатываюсь.

Он снова открыл глаза, потушил сигарету о тарелку и тут же зажег новую.

– Неудивительно, что МИ-пять навострило уши: в этом деле ни у кого нет очевидной выгоды. Прав был Оливер: шантажисты редко убивают своих жертв – скорее происходит обратное. Ненависть предполагает эффектный замысел, а вот убийство, совершенное в припадке жгучей ярости, – это не изощренное убийство, тщательно замаскированное под суицид, а молотком или настольной лампой по голове. Если мы имеем дело с убийством, то оно больше походило на образцовую казнь, продуманную во всех деталях. Зачем она понадобилась? Что выгадал убийца? А кроме того, меня преследует вопрос: почему именно в этот момент? Почему Чизуэлл ушел из жизни именно тогда? В интересах Джимми и Флик было бы сохранять Чизуэллу жизнь до тех пор, пока они не смогут его достоверно изобличить и заставить раскошелиться. То же касается и Рафаэля: он был лишен наследства, но в последнее время его отношения с отцом стали мало-помалу налаживаться. Ему было выгодно, чтобы отец оставался в живых. Но Чизуэлл завуалированно угрожал Аамиру разоблачением каких-то его грехов, скорее всего сексуального характера, если вспомнить цитату из Катулла, да к тому же недавно разжился информацией по поводу непонятного благотворительного фонда Уиннов. Вспомним, кстати, что Герайнт не был шантажистом в полном смысле слова: он не требовал денег, а только хотел разоблачить Чизуэлла и сместить его с министерского поста. Мыслимо ли предположить, чтобы Уинн или Маллик, поняв, что первоначальный план провалился, впопыхах решили отомстить каким-нибудь другим способом?

Глубоко затянувшись, Страйк подытожил:

– Что-то мы упускаем, Робин. Должно же быть какое-то связующее звено.

– Совсем не обязательно, – ответила Робин. – Это ведь жизнь, правда? У нас есть подозреваемые – каждый со своими личными тайнами и проблемами. Кое у кого имелись веские основания не любить Чизуэлла и точить на него зуб, но отсюда не следует, что все факты должны идеально состыковаться. Скорее всего, некоторые факты просто не относятся к делу.

– Тем не менее известно нам не все.

– Конечно, нам многое не…

– Нет-нет, есть что-то существенное, что-то… ключевое. Нутром чую. Лежит практически на поверхности. Ну почему, например, Чизуэлл сказал, что после разоблачения Уинна и Найта для нас, возможно, будет новое задание?