Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев

8–10 июля. Прутская трагедия. 40-тысячная армия Петра I окружена 270-тысячной армией турок. Только благодаря взятке, которую вице-канцлер П.П. Шафиров дал Махмет-паше, удалось заключить мир на сравнительно мягких условиях. Россия отдавала османам Азов, срывала Таганрог и Каменный Затон.

14 октября. В Торгу (Саксония) заключен брак царевича Алексея Петровича с Шарлоттой-Христиной-Софией кронпринцессой Брауншвейг-Вольфенбюттельской.

Историки обыкновенно никак не комментируют сочетания этих трех дат, поскольку не видят взаимосвязи между ними, но нам кажется, что, по крайней мере, этическая взаимосвязь между этими событиями несомненно имеется.

Но прежде чем говорить о этой связи, напомним, кем была новая сожительница Петра I…

Чернобровая красавица возникла в русской истории 25 августа 1702 года, когда войсками Б.П. Шереметева был взят Мариенбург (Алуконе). Среди пленных оказалась и служанка пастора Глюка – Марта. Она обладала богатырским здоровьем и незаурядной физической силой, позволявшей легко переносить тяготы походной жизни. Поначалу Марта обреталась в качестве прачки у фельдмаршала Шереметева, а потом перебралась к Меншикову. В 1705 году двадцатитрехлетнюю круглолицую красавицу привезли Петру I, и из Марты она превратилась в Екатерину Васильевскую.

Особенно хороши были глаза новой сожительницы Петра I – черные, большие, живые, пронзительные…

28 декабря 1706 года у нее родилась дочь, и Петр начал называть ее в своих письмах маткой. Дочка умерла 27 июня 1708 года, и в письмах появляется новое прозвище Екатерины – мудер.

И вот 6 марта 1711 года, отправляясь в поход, Петр I тайно обвенчался с нею…

Мы уже говорили, что царь на Руси – это не только верховный правитель, а, прежде всего, помазанник Божий, священный чин. И русские цари появлялись в схожих со священническими одеяниях не потому, что они удобно чувствовали себя в одежде из тяжелой парчи, а потому, что этого требовало их звание.

Православие для русского царя не было его личным делом, православие – это содержание мистического договора, в который вступил он с Богом и со своими подданными, это его жизненный путь, главный руководящий мотив его деятельности. Русский царь был связан с народом, над которым он царствовал, не пунктами неких кондиций, а православной верой, православной моралью…

Петр I, который осмысливал свою деятельность исключительно в теократических категориях[95], никогда и не помышлял отказываться от сана помазанника Божия, он хотел отказаться (и отказался!) лишь от обязанностей, связанных с этим саном. Это было невозможно, но Петр I, никогда не веривший в чудеса, всегда верил – упорство его в этом пункте было маниакальным, почти безумным! – в то, что и не бываемое бывает…

С материалистической точки зрения демонстративно выставленный напоказ роман Петра I со шлюхой из Немецкой слободы никак не связан с катастрофой русской армии под Нарвой в 1700 году.

Но с материалистической точки зрения не очень-то понятно, почему Петр I бежал в Новгород, оставив перед решающим боем свою армию без управления – на верную гибель…

Сам Петр в «Истории Свейской войны» объяснял бегство из армии перед сражением необходимостью «идущие достальные полки побудить к скорейшему приходу под Нарву, а особливо, чтоб иметь свидание с королем польским». Историки XIX века таким нелепым объяснением ограничиться не могли и придумывали, что Петр якобы собирался укрепить оборону Новгорода и Пскова и т. д. и т. д.

А С.Ф. Платонов пишет прямо, дескать, «зная мужество и личную отвагу Петра, мы не можем объяснить его отъезд малодушием»… И с этим не согласиться нельзя. Трусом Петр I действительно не был.

Но чем же тогда объяснить его бегство?

Точно так же, как нет приемлемого объяснения прутской трагедии, случившейся через несколько месяцев после тайного венчания Петра I с его новой сожительницей.

В 1711 году за спиною Петра I уже была Полтава. Хотя Петру и пришлось заплатить за свое обучение военному ремеслу потоками русской крови, бездарно пролитой в начале войны, он все-таки выучился воевать. По общему мнению, и сама Полтавская битва, и предшествующие ей сражения и маневры были осуществлены Петром I блестяще.

И вот после этого – нелепейшие просчеты и ошибки Прутского похода! Такое ощущение, как будто Петр I, заведший на Пруте свою армию в окружение, никогда и не бывал под Полтавой!

Именно невозможность сыскать мало-мальски подходящее объяснение этим двум самым большим и самым нелепым военным поражениям Петра I и заставляет нас вернуться к мысли, что связь между этими поражениями и сумасбродным нарушением всех уставов и приличий, соблюдение которых необходимо для помазанника Божия, все-таки существуют.

Более того…

Попрание своего царского сана и последующая военная катастрофа следуют в такой пугающей близости друг к другу, что не заметить их невозможно.

И особым значением наполняется тут смирение царевича Алексея, с которым он исполняет повеление отца – женится на подобранной ему Петром I принцессе.

С одной стороны, эта женитьба поддерживала пошатнувшуюся репутацию России на международной арене и при этом одновременно становилась попыткой восстановления того мистического договора, который был разорван очередным сумасбродством Петра I.

Мы не знаем, каким полководцем оказался бы царевич Алексей.

Его жизнь прервалась не на поле битвы, а в отцовском застенке. Было тогда царевичу двадцать восемь лет. Ровно столько же, сколько отцу, когда он бежал из-под Нарвы, бросив свою армию перед сражением.

В истории нет сослагательного наклонения, и бессмысленно гадать о том, чего никогда не было. Да и не нужно это, чтобы увидеть духовное торжество подлинно царского смирения царевича Алексея над портовым сумасбродством Петра I.

Для этого достаточно просто внимательно посмотреть на события реальной истории…

Кампанию на уничтожение сына Петр I развернул в 1715 году, не имея никаких объективных поводов для недовольства сыном. Царевич Алексей не был гением, но не был и ленивым идиотом, как его пытаются порою представить. Разумеется, он переживал за свою мать, сочувствовал ее положению, но этим только и ограничивалось его несогласие с отцом. Поэтому и поводы для недовольства Петра I сыном надобно искать не в царевиче, а в новой семье императора…