Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев

Кухарка Марта кухаркой и оставалась, превратившись в Екатерину Алексеевну и поднявшись на русский трон. Вильгельмина Байрейтская вспоминала, что, приехав к ним в 1719 году, «царица (Екатерина. – Н.К.) начала с того, что принялась целовать у королевы руки, причем проделала это много раз». Екатерина не давала Петру I никаких советов, только высказывала удовольствие и радость от сообщаемых новостей и, играя так, приобретала все большее и большее влияние на царя.

Ж.-М. Наттье. Портрет Екатерины I. 1717 г.

Мы уже говорили, что в письмах 1706–1709 годов Петр I называет Екатерину маткой. Всего у Петра и Екатерины было пятеро незаконнорожденных детей: Павел и Петр, оба умерли в 1707 году; Екатерина, которая умерла в 1708 году; Анна, ставшая матерью императора Петра III; и Елизавета, сама ставшая императрицей…

Постепенно в письмах 1709–1711 годов обращение «матка» меняется на «мудер». В 1711 году Екатерина превращается в Катеринушку, в «друга моего»… В 1716 году, когда Екатерина становится матерью законнорожденного Пиотрушки, впервые появляется обращение – «Катеринушка, друг мой сердешный»…

Словно сквозь зубы, сквозь годы петровской эпохи, выцеживают эти слова… Письма беременной Екатерины Петру I показывают, насколько по-женски умной была она. Пиотрушка еще не родился, а она уже сумела сделать его реальным участником жизни отца. Так было и в дальнейшем.

«Прошу, батюшка мой, обороны от Пиотрушки, понеже немалую имеет он со мною за вас ссору, а именно за то, что когда я про вас помяну ему, что папа уехал, то не любит той речу, что уехал, но более любит то и радуется, как молвишь, что здесь папа».

Упрекать Екатерину невозможно. Она – мать, и она действует как мать.

Пиотрушка – ее восьмой ребенок и на него возлагаются все надежды… Другое дело, что слова ее падают в почву, во тьме которой вызревает чудовищное преступление сыноубийства…

«Дорогой наш шишечка часто своего дражайшего папа упоминает и при помощи Божией, во свое состояние происходит и непрестанно веселится муштрованием солдат и пушечною стрельбою»…

Семьи царевича Алексея и Петра I – погодки[96]. Параллельно с появлением новых наследников в семье императора, появляются дети и в семье царевича Алексея.

Рождение их Екатерина воспринимала как прямую угрозу своим детям и сумела устроить так, что как только появился у царевича Алексея сын (будущий русский император Петр II) и началась война на уничтожение царевича.

Отметим справедливости ради, что Петр I не сразу выступил в поход. Более того, есть явные свидетельства, что он пытался уберечь семью сына от происков Екатерины и Меншикова.

В 1714 году перед разрешением от бремени царь приставил к кронпринцессе двух доверенных женщин, госпожу Брюс и князь-игуменью Ржевскую.

«Я не хотел бы вас трудить, – написал он невестке с корабля из-под Ревеля, – но отлучение ради супруга вашего, моего сына, принуждает меня к тому, дабы предварить лаятельство необузданных языков, которые обыкли истину превращать в ложь… дабы о том некоторой анштальт учинить, о чем вам донесет г. канцлер, граф Головкин, по которому извольте неотменно учинить, дабы тем всем, ложь любящим, уста заграждены были».

Кронпринцесса была и удивлена, и огорчена, но желанию свекра перечить не посмела. «По указу вашему, у ее величества у кронпринцессы, я и Брюсова жена живем и ни на час не отступаем… – доносила Ржевская. – И я обещаюсь самим Богом, еже-ей-ей, ни на великие миллионы не прельщусь, и рада вам служить от сердца моего, как умею».

«Что это значит? – приводя эти письма, задавался вопросом Михаил Петрович Погодин. – Какой анштальт учинить предполагал Петр? Какие подозрения и в ком возбуждала богобоязненная кронпринцесса? Не боялся ли он подлога в случае неблагополучного разрешения? Кажется, так поняла и кронпринцесса, в ответе своем именно сказавшая: “…и на уме мне не приходило намерение обмануть Ваше Величество и кронпринца!” Если же Петр боялся подлога, то, значит, рождение детей у сына занимало его сильно».

Но так было в 1714 году, когда кронпринцесса рожала дочь Наталью…

12 октября 1715 года роды кронпринцессы проходили совсем в другой обстановке.

«Замечали при царском дворе зависть за то, что она родила принца, – доносил Плейер, – и знали, что царица тайно старалась ее преследовать, вследствие чего она была постоянно огорчена… Деньги, назначенные на ее содержание, выдавались очень скупо и с затруднениями… Смерти принцессы много способствовали разнородные огорчения, которые она испытывала».

Об этом же рассказывал в Вене и царевич Алексей…

«Отец ко мне был добр, но с тех пор, как пошли у жены моей дети, все сделалось хуже, особенно когда явилась царица и сама родила сына. Она и Меншиков постоянно вооружали против меня отца; оба они исполнены злости, не знают ни Бога, ни совести (выделено нами. – Н.К.)».

Обратимся далее к сухой хронике…

22 октября 1715 года. Не оправившись после родов будущего русского императора Петра II, кронпринцесса умерла.

28 октября. После похорон принцессы Петр I, в доме царевича, во время поминок публично вручает сыну письмо с требованием «нелицемерно исправиться».

«Егда же сию Богом данную нашему отечеству радость (победы над шведами) рассмотряя, обозрюсь на линию наследства, едва не равная радости горесть меня снедает, видя тебя наследства весьма на правление дел государственных непотребного (Бог не есть виновен, ибо разума тебя не лишил, ниже крепость телесную весьма отъял: ибо хотя не весьма крепкой природы, обаче не весьма слабой); паче же всего о воинском деле ниже слышать хощешь, чем мы от тьмы к свету вышли и которых не знали в свете, ныне почитают. Я не научаю, чтобы охоч был воевать без законные причины, но любить сие дело и всею возможностию снабдевать и учить: ибо сия есть едина из двух необходимых дел к правлению, еже распорядок и оборона…

Сие все представя, обращусь паки на первое, о тебе рассуждати: ибо я есмь человек и смерти подлежу, то кому вышеписаное с помощию Вышнего насаждение и уже некоторое и возращенное оставлю? Тому, иже уподобился ленивому рабу евангельскому, вкопавшему талант свой в землю (сиречь все, что Бог дал, бросил)! Аще же и сие воспомяну, какова злого нрава и упрямого ты исполнен! Ибо сколько много за сие тебя бранивал, и не точию бранивал, но и бивал, к тому же сколько лет, почитай, не говорю с тобой, но ничто сие успело, ничто пользует, но все даром, все на сторону, и ничего делать не хочешь, только б дома жить и им веселиться, хотя от другой половины и все противно идет. Однако ж всего лучше, всего дороже безумный радуется своею бедою, не ведая, что может от того следовать (истину Павел святой пишет: како той может церковь Божию управить, иже о доме своем не радит?) не точию тебе, но и всему государству.