Порочная королева. Роман о Екатерине Говард - Элисон Уэйр

Екатерина утешалась сознанием того, что советникам прекрасно известно, как лучше всего подступиться к Генриху: униженная мольба – наилучшее средство возбудить в его сердце жалость.

Вскоре после того, как лорды ушли, чтобы отнести ее признание и прошение о помиловании королю, стражники впустили в покои сэра Томаса Сеймура. Екатерине никогда особенно не нравился этот брат королевы Джейн, дядя принца и младший брат пылкого реформиста графа Хартфорда – самодовольный, напыщенный и непредсказуемый. Многие дамы находили его привлекательным, но Екатерина относилась к нему с опаской.

Сегодня в нем не наблюдалось обычной лихой небрежности. Сеймур отвесил поклон и торжественно обратился к Екатерине:

– Ваша милость, я прибыл для того, чтобы составить опись ваших драгоценностей. Где я могу их найти?

– Принесите, пожалуйста, – обратилась Екатерина к леди Ратленд.

Та сходила в спальню и вернулась назад с ларцом.

Глаза Екатерины затуманились слезами, когда сэр Томас открыл его и вывалил бесценное содержимое на стол. Она вспоминала, как Генрих осыпал ее этими дарами наутро после первой брачной ночи, выражая обожание своей юной супруге. С каким наслаждением она носила эти украшения – прекрасные, сверкающие вещицы! Теперь ее больше не обожают, и все это, конечно, у нее заберут.

Составив список, сэр Томас вернул драгоценности в ларец и попросил леди Ратленд унести его.

– Хорошего дня, ваша милость, – сказал Сеймур, снова поклонился и оставил Екатерину недоумевать, почему он не забрал драгоценности с собой. Может, Генрих решал, позволить ли ей оставить у себя хотя бы некоторые из них?

1541 ГОД

В тот день после обеда Джейн вернулась из очередной вылазки ко двору с расстроенным видом.

– Я нигде не могла найти мистера Калпепера, – прошептала она, склонившись у кресла Екатерины, чтобы подобрать с пола пяльцы своей госпожи. – И никто не мог сказать мне, где он.

Екатерина похолодела; по телу побежали мурашки. Этой новости королева боялась. Ее затошнило. Они знали. Они знали! И по лицу Джейн было видно, что она пришла к такому же заключению.

– Не говори ничего, помни! – прошипела Екатерина ей в ухо.

Вышивать она не могла. Все время пропускала стежки. Напряженно ждала стука в дверь, уверенная, что за ней придут с минуты на минуту. Дурное поведение до брака – это одно; неверность после – совершенно другое. Измена. За то же казнили Анну Болейн.

Екатерина всхлипнула. Дамы подняли на нее глаза, но она, приложив огромное усилие, подавила слезы и снова склонилась над шитьем.

Любострастие довело ее до этого. Похоть и падкость на нежности молодых мужчин заставили свернуть с пути добродетели, презреть доводы разума и поддаться незаконной страсти. Но она была так юна, к тому же слишком немногие призывали ее хранить целомудрие и беречь репутацию. Она была плохо подготовлена к тому, чтобы сопротивляться собственной тяге к блуду. Думала только о плотских удовольствиях и никогда о последствиях. Какая слепота! Почему, о, почему она не держалась прямого и узкого пути честной супруги?

О, Том, мы оба были слишком слабы, чтобы устоять перед вожделением!

Снова и снова повторялись в голове у Екатерины одни и те же мысли, не давая ей покоя. Если бы только, если бы… Но теперь уже было поздно жалеть о содеянном. Оставалось только ждать и молиться.

Джейн выглядела такой же измученной и напуганной, какой чувствовала себя Екатерина, без слов понимавшая, что ее подруга думала только о Томе. Никакой возможности узнать, на свободе ли он, не представлялось, и обе они страдали от неизвестности и терзались догадками: арестован Калпепер или нет? И это, осознала Екатерина, было единственной причиной, по которой она продолжала вспоминать о нем. Неужели она так мало его любила? Теперь эта любовь казалась сном.

Утром в спальню ворвалась заплаканная Маргарет Дуглас. Екатерина испугалась.

– Что такое?! – крикнула она и выскочила из постели, опасаясь худшего.

Маргарет снова разразилась потоком слез:

– Чарльзу запретили появляться при дворе. Наша любовь раскрыта. А я должна оставаться здесь, с вами. Мне нельзя покидать эти комнаты.

Остальные дамы столпились за спиной у Маргарет и с участием смотрели на страдалицу. Екатерина обняла ее, они обе залились слезами и всхлипывали одна у другой на плече. Будет ли конец этим злым напастям?

– Что с ним будет?! – вопрошала убитая горем Маргарет.

– Ничего. Он сильный, он справится, – утешала ее Екатерина. – Может быть, ему скоро разрешат вернуться.

– Мне дали понять предельно ясно, что я не должна больше видеться с ним, никогда! – выпалила Маргарет. – Как мне жить без него? О, я так несчастна в любви! Я умру старой девой.

Екатерина отпустила ее:

– Я помолюсь за вас.

Пустые слова! Она не могла молиться даже за себя. Спокойствия хватило ей ненадолго, ее так измучила тревога.

Но бедный Чарльз. Он отлично служил при дворе, достиг больших высот. Дядя Норфолк, должно быть, крайне недоволен им – будто мало ему неприятностей из-за позора племянницы! Екатерина не питала иллюзий. Норфолк и пальцем не пошевелит, чтобы помочь им.

Дни тянулись мучительно медленно. Ничего не происходило. И Екатерина горячо благодарила за это Господа. Новостей тоже не было. Отверг ли король ее прошение? Екатерина убеждала себя, что отсутствие новостей – это хорошая новость.

Она с трудом находила, чем себя занять. Никогда в жизни не вышивала столько часов подряд. Раньше только и делала, что танцевала, но теперь не могла вынести звуков музыки, нервы ее были на пределе, и Екатерина боялась, что, услышав знакомую мелодию, лишится остатков самообладания. Музыка вызывала радость или грусть, навевала воспоминания или окрыляла душу. Екатерина была не в силах справиться ни с одним из этих эмоциональных переживаний. Она теперь просто существовала, пытаясь не думать слишком много. Когда в дверь постучали музыканты, она велела дамам сказать им, что сейчас не время для танцев.

Запертая в своих комнатах, Екатерина думала, что сойдет с ума. Она не имела ни малейшего представления о том, что происходит в мире за пределами ее покоев и продолжается ли расследование. Ее служанки, даже Изабель, не могли или не хотели ничего ей говорить. Но, разумеется, скоро она узнает свою судьбу. Генрих не допустит, чтобы эта ситуация неопределенности затянулась надолго. Екатерина думала, что помутится рассудком от бесконечного ожидания в неизвестности.

В покинутом шумным двором Хэмптон-Корте воцарилась зловещая тишина. Выглядывая в окно, Екатерина видела одних только расставленных на посты стражников. Она не знала даже, остались ли здесь архиепископ Кранмер и другие советники короля. Дамы, которые иногда совершали вылазки в опустевший дворец, говорили, что никого не видели, хотя бы мельком.