Долина забвения - Эми Тан

— От их истории меня охватила тревога, — сказала я ему. — У нас в доме достаточно поднять взгляд — и увидишь так много дыр в крыше, как звезд в созвездии Павлина. Несколько дождевых капель, упавших на голову, — это не беда. Но что если крыша обрушится и погребет под собой то, что с таким трудом восстановила Лазурь? Из-за промасленного камфорного дерева все займется пламенем, и дом сгорит вместе с твоими стихами.

На последних словах он встрепенулся. Я еще хотела добавить, что при обрушении крыши может погибнуть Лазурь, но сдержалась, подумав, что как раз на это он может только надеяться.

— По моему мнению, — сказала я наконец, — крышу нужно починить как можно быстрее.

Он широко улыбнулся:

— Для городской девушки ты так быстро учишься!

Я почувствовала гордость — как в те времена, когда была куртизанкой и могла отбить покровителя у конкурентки.

— Я хочу приносить пользу, — заметила я. — Пусть я всего лишь и третья жена.

Теперь, когда я упоминала о своем низком положении третьей жены, он больше не извинялся за то, что обманул меня, а я больше не жаловалась — по крайней мере, вслух. Жалобами я только вызову его раздражение, которое он выкажет перед другими женами, чтобы меня пристыдить. Но мне не было стыдно. И меня не волновало, что подумают другие. Хотя в своем раздражении он может сказать Лазури, чтобы та сделала мою жизнь еще менее комфортной. Тогда вместо еды нам будут подавать холодные объедки, а прачка станет возвращать нашу одежду с теми же пятнами.

— Уже много лет крыша вызывает у нас беспокойство, — продолжил Вековечный. — В прошлом году Помело тоже предлагала ее починить. Мне казалось, что это хорошая идея, пока Лазурь не заметила, что ее предки довольны тем, что она восстанавливает храм, поэтому защитят и от катастрофы, и от преждевременной смерти. Так что крыша не обвалится, пока Лазурь занимается храмом.

Он верил в доводы безумной женщины, которая одной ногой стояла в могиле. Я задумалась, не хотел ли Вековечный настроить меня против Помело, сказав, что она предлагала то же самое? В конце концов, она тоже была куртизанкой и умела пользоваться незаметными намеками и уловками как оружием. Она уже говорила мне, что если я не буду знать свое место, она сделает мою жизнь невыносимой. А мое место в этом доме было на самом дне.

До сих пор я не замечала, что она строит против меня козни. Время от времени она приходила в наш дворик, всегда под предлогом, что хочет согреть меня чаем в холодный день. Мне не нравились ее визиты, но и отказаться от них я не могла. Я чувствовала себя неуютно, пытаясь избежать откровений, которые позже можно было бы использовать против меня. Я была с ней вежливой, но старалась ограничиваться ничего не значащими замечаниями.

— Когда идет дождь, — говорила я, — по нашему полу вереницей проходят муравьи.

— Ты посыпала их перцем?

— Да, — отвечала я. — Черный перец из Сычуани пришелся им по вкусу больше всего.

Была еще одна причина, по которой мне не нравились ее визиты. Мой дворик и наши комнаты свидетельствовали о нашем плачевном положении в этом доме, над чем, как я была уверена, смеялись все остальные его обитатели. Мы с Волшебной Горлянкой увеличили размеры наших комнат, разрушив перегородки между ними и еще двумя кладовыми. Но больше мы ничего не смогли улучшить. Наш дворик находился далеко от главного дома, и чтобы добраться от наших комнат до храма, нам приходилось идти через мрачную галерею, пол в которой зарос скользким мхом, из-за чего я уже два раза плюхнулась там на зад. После галереи шли коридоры, крыша которых сгорела в большом пожаре. Поздней осенью в северном крыле даже днем всегда было холодно и сыро, и мне приходилось использовать для обогрева жаровню — такую маленькую, что с ее помощью можно было только подогреть чайник или согреть руки. У Волшебной Горлянки жаровня была еще меньше моей. Часто мы ставили их рядом, чтобы от них исходило чуть больше тепла. В один из дней, когда мы понемногу подкладывали в жаровни уголь, Волшебная Горлянка вспомнила те времена, когда я была избалованной дочкой американской хозяйки цветочного дома. Именно тогда я решила, что с меня хватит жалкого, промерзшего существования и плохого обращения. Я пошла прямо в комнату Лазури. У нее было тепло и сухо.

— Мы скоро погибнем от холода, — сказала я, — а земля слишком промерзла, чтобы нас хоронить. Мы хотим взять жаровню побольше.

— У нас нет таких жаровен, — ответила она и показала на свою. — Она не больше вашей.

— Может быть, но у вас под каном идут трубы с горячим воздухом, а в печи, что отапливает его, день и ночь тлеют угли.

Она могла ходить по комнате голышом и не замерзнуть.

Лазурь изобразила на лице притворную озабоченность:

— Э-йя! Разве у вас нет кана? Нет печи? Я не знала! Неудивительно, что вы замерзли. Я сегодня же велю доставить к вам во двор трубы и кирпичи для его обустройства.

Я была уверена, что она лжет. Но на следующее утро я обнаружила, что ошибалась. Выход из комнаты мне преграждала груда кирпичных обломков. Мне пришлось по одному выталкивать кирпичи, чтобы сделать лаз, через который я смогла выбраться из этой могилы. Волшебная Горлянка заметила, что даже если я и построю себе кирпичный кан, у нас нет угля для отопления печи и Лазурь нам его, скорее всего, не даст.

— И не жди, что я буду собирать для тебя хворост, — добавила она. — Я не собираюсь превращаться в одну из тех сгорбленных женщин, которые тащат в руках мачете, а за спиной — вязанку весом в восемьдесят фунтов.

В окнах моих комнат не было стекол. Их побили во времена Великого бесчестья. У нас имелись только ставни поверх решетчатых рам, которые приходилось днем и ночью держать закрытыми, потому что окно находилось на расстоянии броска камня от внешней стены, выходящей на дорогу. Это был главный путь через деревню и средоточие местных разговоров и сплетен. На заре я слушала обмен сердечными приветствиями, а весь последующий день — бесконечные споры и восторженный собачий лай. Волшебная Горлянка говорила, что каждый раз, когда Вековечный приходит меня навестить, под стеной возле моей комнаты собираются соседи.

— Они точно знают, когда он извергает семя, — она изобразила крик осла и несколько хрюкающих звуков. — Мне приходится выгонять мальчишек, которые перелезают через стену и пытаются подсматривать за вами через щели в ставнях. Чумазые негодяи! Сегодня я показала им нож и сказала, что отрублю их крохотные стручки!

Наглухо закрытые ставни создавали ощущение, что я живу в хлеву. Поздним вечером мимо нашего крыла проходил ночной сторож, выкрикивающий: «Осторожней с огнем! Следите за очагами!» Он так часто появлялся под моими окнами, что я гадала, не попросили ли его об этом Лазурь или Помело, чтобы мешать мне спать. Я волновалась из-за того, что он стоял так близко к нашему краю дома. Чтобы освещать себе путь, он носил на перекинутом через плечи шесте два ведра с горящими углями. Стоило ему поскользнуться — и горячие угли полетели бы в нашу сторону. Такое уже случалось. Месяц назад угли попали на дом, расположенный наискосок от моей комнаты, и у них сгорела часть амбара с зерном. Вековечный сказал, что хотел бы, чтобы все дома вокруг нашего сгорели дотла.