Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина - Чарльз Спенсер Чаплин

Леди Астор встала с кровати сына, на которой сидела, и совершила еще одну попытку.

– Ну пожалуйста! – воскликнула она и легонько подтолкнула директора в бок.

Я часто видел, как она делала это при разговоре с Ллойд Джорджем или с другими, когда хотела в чем-то убедить их.

– Леди Астор, – ответил директор, – у вас есть пренеприятная привычка толкаться, вы можете сбить человека с ног. Надеюсь, это больше не повторится.

В тот раз традиционная уловка, к которой беспроигрышно прибегала леди Астор, не смогла ей помочь.

Каким-то образом разговор перешел на тему политики, но директор решительно оборвал его одним коротким замечанием.

– Беда нашей политики в том, что женщины слишком активно в ней участвуют, и на этом я с вами прощаюсь. Спокойной ночи, леди Астор, – он быстро кивнул нам и удалился.

– Какой он черствый человек, – сказала леди Астор.

– Что ты, мама, на самом деле он очень хороший, – вступился за директора мальчик.

* * *

Я не виделся с братом вот уже несколько лет и поэтому решил покинуть Англию и некоторое время побыть в Ницце. Сидни всегда говорил, что как только сумеет отложить двести пятьдесят тысяч долларов, то сразу уйдет в отставку. Могу только добавить, что он сумел отложить гораздо больше объявленной суммы. Он был не только успешным бизнесменом, но и великолепным комедийным артистом и снялся во многих популярных фильмах, таких как «Рулевой подводной лодки», «Лучшая лунка», «Человек в ящике», «Тетка Чарлея» и многих других. Фильмы принесли ему не только успех, но и деньги. И вот теперь Сидни отошел от дел и вместе с женой жил в Ницце.

Фрэнк Гулд, который тоже жил в Ницце, узнал, что я еду к брату, и пригласил меня пожить у него в Жуан-ле-Пене, я согласился.

По дороге в Ниццу я остановился на пару дней в Париже, чтобы побывать в «Фоли-Бержер», где работал Альфред Джексон – один из нашей «Восьмерки ланкаширских парней». Он был одним из сыновей создателя труппы. Альфред рассказал, что семье Джексонов удалось разбогатеть, и теперь на них работали восемь женских танцевальных ансамблей, его отец, слава богу, жив и здоров, и если я приду на репетицию в «Фоли-Бержер», то обязательно встречу его там. Старику было уже за восемьдесят, но он выглядел бодрым и здоровым. Мы вспоминали о старых временах, постоянно восклицая: «Кто бы мог подумать!»

– Знаешь, Чарли, – сказал он мне, – когда я вспоминаю тебя, то всегда думаю о том, каким ты был добрым.

Долго находиться в плену обволакивающей тебя лести сродни совершению большой ошибки: лесть быстро сдувается – как воздушный шарик. Так случилось и со мной: после теплого приема я почувствовал, что интерес ко мне стал ослабевать. Первый намек на это пришел из газет. Пропев мне дифирамбы, они решили, что пора взяться за меня с другой стороны. Думаю, что разбор этой части прессы тоже может быть интересен.

Восторженный прием в Лондоне и Париже сказался на моем состоянии. Иными словами, я чувствовал навалившуюся на меня усталость и мне срочно был нужен отдых. Когда я проводил время в Жуан-ле-Пене, меня пригласили поприсутствовать на благотворительном вечере в театре «Палладиум» в Лондоне. Я поленился ехать туда и выслал организаторам чек на двести фунтов. Вот тут-то все и началось. Выяснилось, что своими действиями я нанес оскорбление его величеству и нарушил высочайшее повеление. Я не расценивал письмо менеджера «Палладиума» как некий королевский указ, кроме того, не в моих привычках было моментально вскакивать и спешить по первому зову.

Через несколько недель я подвергся следующей атаке. Во время ожидания партнера на теннисном корте ко мне подошел один молодой человек. Он представился, сказав, что является другом моего друга. Познакомившись, мы перешли к разговору на разные темы. Мой симпатичный собеседник оказался интересным и благодарным слушателем. У меня всегда была слабость слишком сильно доверять людям, которые мне импонировали, так случилось и в тот раз. Я говорил о многом и по-разному. В частности, упомянул, что ситуация в Европе складывается таким образом, что возникает серьезная опасность новой войны.

– Нет, им не заставить меня в этом участвовать, – сказал мой новый приятель.

– Я не могу винить вас за это, – ответил я. – Я далек от уважения к тем, кто втягивает нас в беду, мне не нравится, когда кто-то указывает мне: «убей того» или «умри за это», и все это во имя патриотизма.

В принципе, в этом не было неправды, но я не хотел, чтобы мои личные убеждения муссировались в прессе. Я не чувствовал себя патриотом не только из-за каких-то этических или особых интеллектуальных принципов, а еще и потому, что у меня в душе просто не было этого чувства. Как можно быть патриотом, если во имя патриотизма было уничтожено шесть миллионов евреев? Кто-то скажет, что это было в Германии, но я с этим не соглашусь – семена жестокости могут прорасти в любой стране.

Я не считаю нужным горланить о национальной гордости. Можно чтить и уважать семейные традиции и дом, любить сад, который ты вырастил, свое счастливое детство, семью и друзей, и я понимаю все эти чувства, но у меня их нет, потому что у меня ничего этого в жизни не было. Лично для меня лучшим проявлением патриотизма была приверженность к локальным традициям – конным скачкам, охоте, йоркширскому пудингу, американским гамбургерам и кока-коле, но сегодня все это имеется повсеместно. Понятно, что если кто-то напал бы на страну, в которой я живу, то, как и все, я бы встал на ее защиту и даже отдал бы жизнь, защищая ее. Но я не смогу горячо любить свою страну, если в ней победил нацизм, я покину ее без сожалений, и на основании моего опыта и наблюдений семена нацизма, дремлющие до поры до времени, могут быстро прорасти на любой почве. Именно поэтому я не намерен жертвовать собой во имя чьих-то политических амбиций, по крайней мере, до того момента, когда я твердо в них поверю. Я не хочу быть мучеником во имя национализма, и я не хочу умирать, отдавая свою жизнь за президентов, премьер-министров или диктаторов.

Через день или два сэр Филип Сассун пригласил меня на завтрак к Консуэло Вандербильт Бальзан[102]. Ее дом находился в прекрасном месте на юге Франции. Среди гостей выделялся высокий и худой темноволосый мужчина с аккуратно постриженными усами. Он был приятен и интересен в общении, за завтраком мы с ним обсуждали книгу Дугласа «Экономическая демократия». Я сказал, что система кредитов, описанная в книге, могла бы помочь решить разразившийся мировой кризис. Это дало Консуэло Бальзан повод позже сказать: «Я нашла Чаплина интересным собеседником и приверженцем социалистических взглядов».