Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина - Чарльз Спенсер Чаплин

Махатма кивнул и улыбнулся, а я продолжил:

– В конце концов, если машины и механизмы используются на благо человека, они могут помочь людям избавиться от тяжелого рабского труда, сократить время работы и получить больше времени на образование и другие радости жизни.

– Я понимаю вас, – сдержанно ответил Ганди, – но прежде чем Индия достигнет всего, о чем вы сказали, ей необходимо освободиться от английского господства. В прошлом именно механизация сделала нас зависимыми от Англии, и единственный способ освободиться от этой зависимости заключается в том, чтобы отказаться от всего, что создано с помощью машин. Вот почему мы считаем, что патриотической обязанностью каждого индийца является выращивание своего хлопка и изготовление из него своей собственной одежды. Это и есть одна из форм атаки на такую мощную державу, как Англия. Но есть и другие причины, они очевидны. В отличие от Англии в Индии совсем другие климатические условия. Мы имеем другие привычки и желания. В Англии холодная погода требует развития индустрии и сложной структуры экономики. Вам нужна экономика столовых приборов, а мы можем есть руками. Различий между нами очень много.

Мне преподали открытый и наглядный урок на тему тактики маневрирования в борьбе Индии за свою свободу, вдохновленной, как это ни парадоксально, реалистичным и обостренным восприятием действительности одним человеком, обладающим стальной волей для выполнения задуманного. Ганди также сказал мне, что высшая степень свободы заключается в отделении от всего ненужного и что насилие в конце концов разрушит самое себя.

Это было интересное зрелище: шесть фигур на полу маленькой комнаты в самом центре лондонских трущоб, шафрановое солнце, склоняющееся к закату за крышами домов, и я, сидящий на диване и смотрящий на людей, тихо и монотонно повторяющих слова своей молитвы. «Что за парадокс, – подумал я, – передо мной абсолютный реалист, с острым умом и глубоким знанием настоящей политики, который, кажется, полностью растворяется в таинстве напевной молитвы».

* * *

В день премьеры «Огней большого города» на улице шел сильный дождь, но он никому не помешал, и фильм приняли очень хорошо. Я сидел в зале рядом с Бернардом Шоу, который постоянно смеялся и аплодировал. Нас заставили вместе встать и поклониться – это еще больше развеселило публику.

На премьеру приехал Черчилль и остался на праздничный ужин. Он произнес речь, сказав, что хотел бы поднять бокал за человека, который начал как простой парень с другого берега реки, а закончил тем, что получил всемирное признание, и этот человек – Чарли Чаплин! Для меня этот тост прозвучал довольно неожиданно, особенно его вступительная часть, которая началась с официального «Уважаемые лорды, дамы и господа!» Однако проникнувшись торжественностью атмосферы, я начал свое ответное выступление точно так же: «Уважаемые лорды, дамы и господа! Как говорил мой друг, ушедший министр финансов…» Мне не дали продолжить, за столом раздался громкий хохот, и я услышал, как кто-то все время повторял: «Ушедший, ушедший. Нет, мне это нравится, ушедший». Конечно же, это был Черчилль. Сделав паузу, я все же продолжил: «Видите ли, выражение «экс-министр финансов» звучит, по меньшей мере, странно».

Малкольм Макдональд, сын премьер-министра лейбористов Рамсея Макдональда, пригласил меня и Ральфа познакомиться с отцом и провести вечер в загородном доме в Чекерсе. Мы встретили премьер-министра по дороге – он совершал свой традиционный моцион и выглядел как типичный местный землевладелец, а вовсе не глава лейбористской партии – в брюках-гольф, шарфе, кепи, с трубкой и тростью. Он произвел на меня впечатление человека, полного собственного достоинства, осознающего всю тяжесть ответственности, спокойного и с хорошим чувством юмора.

Первая часть вечера прошла в немного натянутой атмосфере. Но после обеда мы направились в знаменитую историческую Длинную комнату, чтобы выпить по чашечке кофе, посмотрели на посмертную маску Кромвеля, другие исторические раритеты, уютно устроились в креслах и на диване и начали разговор. Я сказал, что по сравнению с моим первым приездом в Англии произошли очень большие изменения. В 1921 году в Лондоне было много нищих, я видел седых старух, спавших на набережных Темзы, теперь же их не было, меньше стало бродяг, магазины полны товаров, дети хорошо одеты и выглядят довольными – и во всем этом видится заслуга правительства лейбористов.

Макдональд слушал меня с непроницаемым лицом и ни разу не перебил. Я спросил его, могло бы правительство лейбористов, которое, как я понимал, было правительством социалистов, изменить конституцию страны. В глазах премьера мелькнули искорки смеха, и он сказал, улыбаясь:

– В принципе, изменения возможны, но в этом-то и состоит парадокс британской политики: как только вы получаете власть, так тут же ее и теряете.

Он остановился на мгновение, а потом вспомнил, как в первый раз очутился в Букингемском дворце, будучи премьер-министром. Его величество встретил его тепло:

– И что же вы, социалисты, собираетесь сделать со мной?

Премьер-министр засмеялся и ответил:

– Ничего, кроме того, что будем служить вашему величеству и интересам страны.

Во время предвыборной кампании леди Астор пригласила Ральфа и меня провести уикенд в ее доме в Плимуте и встретиться с Т. Э. Лоуренсом[99], который тоже намеревался посетить Плимут. Но по каким-то причинам он не смог приехать, и леди Астор предложила нам поучаствовать в предвыборном митинге в доках, где она собиралась выступить перед рыбаками. Она попросила и меня сказать им пару слов. Я честно предупредил, что нахожусь на стороне лейбористов и вовсе не собираюсь расхваливать политику ее партии.

– Это не имеет никакого значения, – сказала она, – им будет просто интересно посмотреть на вас, вот и все.

Митинг проходил на улице, и мы стояли в кузове большого грузовика. Кроме нас присутствовал местный епископ, который был явно чем-то раздражен и поздоровался с нами не очень приветливо. После короткой приветственной речи леди Астор наступила моя очередь.

– Приветствую вас, друзья! Нам, миллионерам, хорошо и просто говорить вам, как и за кого голосовать, но вот только наша жизнь сильно отличается от вашей.

– Браво! – услышал я вдруг одобрительный голос епископа.

– Леди Астор и вас что-то объединяет – правда, не знаю что. Думаю, вам об этом лучше известно.

– Отлично, очень хорошо! – епископ продолжал комментировать мою речь.

– А что касается леди Астор и того, как она представляла ваш… э-э…

– Округ, – подсказал епископ.

Я подождал немного и продолжил:

– Думаю, она хорошо справилась с этой задачей.