Шаги в темноте. Убийство Адама Пенхаллоу - Джорджетт Хейер

– Да-да, конечно. Если бы я знал, ни за что бы так ярко не оделся. После завтрака обязательно переоденусь. Господи, не могу опомниться! Как это случилось? Когда он умер?

Волнение, звучавшее в его голосе, вывело Барта из себя:

– Тебе-то, к черту, какая разница, когда он умер и как? Да плевать ты на него хотел! Наверное, радуешься, что он умер, бесстыжие твои глаза!

– Как ты смеешь так говорить? – забормотал Клэй, вспыхнув до корней волос. – Вовсе я не радуюсь!

– Врешь! – взвился Конрад.

Тут вмешался Обри, который со свойственной ему словесной вычурностью произнес:

– Садись, милый братик, и постарайся принять непростую ситуацию с максимально возможным достоинством. Самое лучшее, что ты можешь сделать, – последовать моему примеру. Я не слишком убиваюсь из-за смерти отца, однако не позволяю себе неприличного ликования на сей счет. Мое поведение находится в полном соответствии с моим одеянием: сдержанное, но не похоронное!

– Заткнись, осел! – бросил Конрад.

– Слышите? – подала голос Вивьен, поднимая голову. – Кажется, доктор уезжает!

Через минуту дверь открылась, и вошла Чармин. Она была бледна, словно только что пережила потрясение, и молча смотрела перед собой.

– Рейм уехал? – спросила Вивьен. – Чем он там занимался столько времени?

– А где Рэймонд? – поинтересовался Конрад.

– Провожает Рейма.

Чармин встала перед камином в своей любимой позе – руки в карманах жакета, ноги на ширине плеч:

– Хочу сообщить вам, что врач не подписал свидетельство о смерти.

Ее слова были встречены озадаченным молчанием. Первым заговорил Конрад:

– Что значит, не подписал? Почему?

– Он считает, что отец умер не собственной смертью, – заявила Чармин.

Присутствующие с изумлением уставились на нее.

– Не собственной смертью? – повторил Конрад. – Ты на что намекаешь?

– О господи! И зачем я только сюда приехал? – воскликнул Обри. – Мое безошибочное чутье подсказывает мне, что дело приобретает омерзительный оборот. Чар, драгоценная моя, выведи нас из этого невыносимого неведения!

– Попросту говоря, Рейм считает, что отца убили.

Клара со стуком уронила ложку. Барт привстал со стула, недоверчиво глядя в лицо сестре. Клэй побелел как мел и приоткрыл рот.

– Чушь! – возмутился Конрад.

– Вот и я поначалу так сказала, но, видимо, погорячилась, – произнесла Чармин, доставая из кармана портсигар. Взяв сигарету, она с треском захлопнула металлическую коробочку и потянулась за спичками, лежавшими на каминной доске.

– Но как, каким образом? – спросил Барт.

Чармин прикурила и ответила:

– Его отравили.

– Вздор! – воскликнула Клара. – Какие глупости! Отравили! Просто вчера вечером он объелся и перепил. Почему вы не сообщили об этом Рейму?

– Он слегка посинел, – объяснила Чармин. – Я и сама заметила, но не придала этому значения. Доктор спросил, принимал ли отец снотворное. Рубен и Марта поклялись, что никогда. В графине, который стоял рядом с кроватью, осталось немного виски, и Рейм попробовал его. А потом забрал с собой графин вместе со стаканом. Думаю, вы понимаете, что это означает.

– Ты хочешь сказать, что начнется следствие? – пораженно спросил Конрад. – По делу об убийстве?

– Вне всякого сомнения.

Клара, изумленно уставившаяся на Чармин, стала медленно покрываться краской.

– Следствие? В нашей семье ничего подобного не было! Меня никогда не допрашивали! Ваш отец пришел бы в ярость, случись что-либо подобное при его жизни! Этого нельзя допустить!

– К сожалению, это невозможно, – возразила Чармин. – Все решает полиция.

– Полиция? – ахнул Клэй. – Какой ужас! Рейм наверняка ошибся!

– Конечно, ошибся! – негодующе произнесла Клара. Такой рассерженной ее еще никто не видел. – Вот что значит звать этих новомодных докторишек! Ваш отец умер, потому что позволил себе лишнего, тут и говорить нечего!

Но это замечание осталось без внимания. Барт, отбросив стул, вскочил.

– Господи! – воскликнул он. – Значит, кто-то отравил виски? Кто-то из нас?

Чармин пожала плечами, а Клэй рассудительно заметил:

– Чушь! Кому это надо?

– Дорогой братик, может, тебе лучше не высказываться? – жалобно попросил Обри. – Я и так чувствую себя неважно, а твое замечание вызвало во мне столько пугающих мыслей, что я в очередной раз пожалел, что не привез с собой нюхательные соли. Не представляю, кто это мог сделать, во всяком случае пока, но когда начинаю думать обо всех, кому это было «надо»…

– А себя ты включил в этот список? – усмехнулся Конрад.

– Да, мой милый, я, несомненно, занимаю там одно из первых мест, и данное обстоятельство меня ужасно огорчает. Но с твоей стороны довольно бестактно указывать мне на это. О, лучше бы я вообще здесь не показывался!

– Ты хочешь сказать, что в Тревеллин нагрянет полиция? – спросила Клара.

– Думаю, да, – подтвердила Чармин.

– Только не говорите, дорогая Клара, что для вас это в диковинку, ведь когда близнецы были в юном возрасте, полиция буквально не вылезала из нашего дома, – продолжил витийствовать Обри. – Не говоря уже о невинных проделках Рэймонда, Ингрэма и Юджина…

– Это были сущие пустяки! – возразила Клара. – Мальчишеские шалости, которые ваш отец легко улаживал. Но сейчас! Нет, я этого не переживу!

Вивьен, долгое время сидевшая молча, вдруг выпалила:

– Да я сама могла бы отравить его!

– Не сомневаюсь, дорогая, но гордиться нечем, – отозвался Обри. – Гораздо достойнее находиться вне подозрения. Считаться потенциальным преступником – такая банальность!

Барт перевел на него взгляд.

– Ни один из нас не способен на подобное! – негодующе воскликнул он.

– Ах, как приятно это слышать, славный наш Барт! Не могу с тобой согласиться, но искренне восхищаюсь благородством духа, подвигнувшим тебя на столь прекраснодушное утверждение. А я уж думал, что ты моментально отнес меня к числу подозреваемых.

– А я бы не исключал такой возможности, – вставил Конрад.

– Не сомневаюсь, но виной тому мой бордовый бархатный пиджак и шелковая рубашка, ведь ты абсолютно уверен, что подобный тип способен на все.

– Да ладно, все знают, что отец решил оставить тебя дома, а для тебя это хуже тюрьмы.

– Вы только посмотрите на Конрада! Сидит тут, как святой, и ругает меня без зазрения совести! Но я тешу себя постыдной надеждой, что и у него, в конце концов найдутся мотивы для убийства отца.