Княгиня Ольга. Зимний престол - Елизавета Дворецкая

Мистина опустил глаза. Ингвар был одним из трех человек на белом свете, к кому он был по-настоящему привязан. Он очень сожалел, что пришлось причинить побратиму такую боль. Не хотелось думать, что чувствовал бы сейчас он сам, будь на месте Огняны-Марии Эльга…

– Если бы он Уту украл, – Ингвар словно прочел его мысли, хоть и не совсем верно, и Мистина вздрогнул от этого понимания, – ты бы что делал?

Мистина помолчал.

– Мы только что замирились с греками, – произнес он потом. – Только по рукам ударили. Докончание будет через год-другой. И вот теперь у нас война с темирбаями. Даже если тебя и нас всех не постреляют уже на днях. Это будет горе на много лет! Мы будем таким же войском, – он махнул в сторону побережья, – провожать каждый обоз. До Болгарского царства провожать! Всякий год! Что нам с того мира?

Ингвар не отвечал.

– Ты ее совсем не любишь? – сказал он потом.

Мистина ответил ему недоуменным взглядом. «О ком ты?» – читалось в нем. Его мысли были очень далеки от каких-либо женщин: перед его взором расстилались целые страны. Русь, Греческое царство, Болгарское царство…

– Я про Уту, – добавил Ингвар. – Ты мне не ответил. Что бы ты делал, если бы она…

– Я тебе ответил, – мягко возразил Мистина.

Ингвар смотрел в усталые и напряженные глаза побратима под опухшими от недосыпа веками. И понимал: никакие женщины в его решениях веса не имеют. Семь лет прошло со времени почти случайной связи Ингвара с Утой, но даже сейчас, после двух жен, он сохранил к ней более теплое сердечное чувство, чем тот, кто все эти семь лет был ее мужем.

– Не о том ты думаешь, – продолжал Мистина. – Пора уже опомниться. Ты – князь русский.

– Я – князь русский! И меня перед всем светом в дерьмо макнули! Отымели у всех на глазах!

– Слушай! – Мистина глубоко вздохнул. – Сейчас мы над греками верх взяли. По рукам у нас ударено, выкуп принят. К концу лета будут у нас в Киеве их послы. А теперь, положим, у нас война с темирбаями начинается. Дадут нам греки мир и докончание? Да хрена с два! Роман от радости обгадится прямо на троносе, если узнает, что у нас война с Ильбугой. Это значит, что ни мы, ни темирбаи ему больше не страшны. Пока воевать не кончим, то есть пока не измотаем друг друга до последнего копья. Договор нам? Да Роман теперь будет нас на колу вертеть и сквозь нас глядеть! Все труды наши за эти три года – все псу под хвост. Все походы наши, все потери… Все даром!

Ингвар молчал. Да, это была правда. Попытка вернуть жену будет стоить ему всех плодов последних трех лет.

– И еще подумай… – продолжал Мистина. – Вот ты возвращаешься в Киев… к Эльге… и говоришь ей: я с Романом сговорился, но начал войну с Ильбугой за мою болгарыню… А она тебе что? – Мистина развернулся и посмотрел в лицо Ингвару. – Она и женитьбу твою еле-еле простила, но ведь поняла: так было надо. Ради греков же и надо. А теперь ради чего? Как ты теперь ей объяснишь, что будешь воевать за другую жену?

– Как? Она моя жена! Какого еще лешего надо? Честь моя что – плевка не стоит?

– Эльга больше не простит! Порвет с тобой совсем! И придется воевать за Киев и за Огняну разом! Хочешь всю Русь в мелкие черепья разбить и в бездну к Ящеру выбросить? Ведь тебе даже мать помогать откажется! Сванхейд тебя к йотуну пошлет и стол киевский Тородду отдаст. И где мы с тобой останемся? Посреди степи с двумя сотнями отроков? Ни жены, ни стола, ни хрена!

Ингвар отвернулся и сел лицом к темноте. Безотчетно отгоняя комаров, с трудом заставлял себя вдохнуть. Мистина, с замирающим сердцем, не сводил глаз с его лица. Князь русский был похож на мертвеца, которого заставляет дышать чье-то колдовство.

Мир повис на тонком волоске. Сейчас Мистина ни в чем не кривил душой: он был уверен, что предсказал Ингварово будущее совершенно точно. Но если убедить его не удастся… у них двоих одна судьба и один путь.

Потом Ингвар встал и без единого слова ушел в шатер. Мистина не пошел за ним, а лег у костра, по примеру отроков накрывшись плащом с головой. И, вопреки собственным ожиданиям, заснул почти мгновенно. Он слишком устал от дел, мыслей и сомнений. Он принял свои решения, сделал свои ходы, дальнейшее было в руках Ингвара и норн.

* * *

Утром князь долго не выходил из шатра. Оружничий несколько раз вползал туда и вглядывался, вытянув шею, потом возвращался к костру и шепотом докладывал: спит. Давно пора было отправляться в путь, но будить князя никому и в голову не приходило. Мистина уже проснулся и сидел возле полога, невозмутимый, как идол каменный. Гримкель иногда бросал на него вопросительные взгляды, но терпеливо ждал. Дружина и позавтракать успела, а князь все спал.

Уже совсем рассвело и потеплело, растаял туман над водой, когда Ингвар наконец показался – помятый и взъерошенный. Сходил к реке умыться, сел на бревно. Оружничий уже держал наготове миску с кашей, блюдо с вареной рыбой свежего улова и ломти хлеба. Миска была простая, деревянная, а блюдо золоченое – из выкупа. Взглянув на него, Ингвар криво усмехнулся. Дорогое блюдо с мелкими самоцветами по узорному краю и впрямь странно смотрелось на этом берегу, на песке, среди высоченного дунайского тростника и ветвей ивы. Будто с неба упало…

Ингвар ел, а гриди сидели вокруг и молчали. Они были готовы сделать то, что велит князь, но вопрос, что же дальше, так и висел в воздухе.

С той же готовностью ко всему ждал и Мистина. Он сделал все, что мог. Дальше ему оставалось одно: разделить судьбу своего побратима.

Закончив, Ингвар вытер миску огрызком хлеба, отставил ее, вытер пальцы о колени и встал.

– Сворачиваемся, – почти будничным голосом сказал он, будто они всего лишь охотились. – Поехали домой.

* * *

Снестись с Бояном все же пришлось: у того на руках остался ребенок. Ингвар хотел забрать сына, но Боян отказался отдавать – сперва нужно было устроить крестины, а для них дождаться приезда родных Огняны-Марии, ее матери и брата Калимира. Чтобы заодно и посоветоваться с родичами, как теперь быть. Но Ингвар ждать отказался: ему все было противно здесь, в этой стране, где он пережил не одно унижение. Что толку ему выслушивать неизбежную брань Калимира и вопли Соломонии, если вернуть Огняну-Марию нельзя?

– Пусть дитя пока у Бояна побудет, – предложил Тородд. – Как мы его повезем в такую даль без матери? Его ж качать, кормить, пеленать…

– Бабу найдем какую-нибудь. Баб, что ли, мало?

– Не стоит доверять своего сына невесть какой чужой бабе, – поддержал Тородда Мистина. – Пусть его мать Огняны забирает. У родной бабки дитя сохраннее будет. А увезем на другой год или позже, как подрастет.

– Нам теперь всякий год мимо Несебра ездить, – добавил Острогляд. – Не уйдет твое дитя.

Но каждый из Ингваровых соратников думал одно и то же. Конечно, княжеский сын – не в поле обсевок, но в Киеве, при Эльге и Святославе, сын сгинувшей болгарыни будет совсем лишним…