Ведьмин бал (сборник) - Светлана Ольшевская

Я открыла глаза, медленно приходя в себя. За окном еще стояла ночь.

Снова со мной такое. Вчера я поднималась на самый большой курган, а потом мне приснился про него сон. А в этот день – то же самое, только со средним. Теперь осталось увидеть сон про маленький.

Ну уж нет, на него я подниматься не буду!

И что за сны у меня? Бабушка в детстве даже водила меня к знахарке, но та заявила, что я «такая уродилась» и что это у меня «такая доля».

Знахарка… Я вспомнила и о том, как мы к ней ходили второй раз после тех кошмаров, самых страшных в моей жизни, увиденных в соседней комнате, о которых я впоследствии забыла, да и теперь стараюсь не вспоминать. Тогда знахарка выставила бабушку за дверь, а меня подробно о моих снах расспросила. Я помню, как она изменилась в лице, как бросилась к иконам и стала что-то шептать. И как велела бабушке поскорее увозить меня отсюда и – боже сохрани! – ни о чем не расспрашивать.

Бабушка послушалась, ничего расспрашивать не стала, и меня тогда же увезли в город.

Я встала, прошлась по комнате, стараясь не смотреть на неподвижную Нику. Немного успокоилась и снова легла. На этот раз уснула быстро и без сновидений.

Утром меня разбудили голоса. Я протерла глаза, повернула голову. Возле диванчика, на котором спала Ника, стояли моя бабушка и седая старушка в платке, в которой я не сразу признала бабку Федосью. Ту самую знахарку, к которой меня водили в детстве. И которая теперь горестно сокрушалась:

– Что ж вы сразу-то не кинулись?! Ей же теперь не поможешь…

– Неужели никак нельзя? – всплеснула руками бабушка.

– Ну разве что увезти ее отсюда силой – так не поедет она…

– Не поедет, – я села на кровати. – Ника мне прямо заявила, что никуда не поедет, а уж если она так сказала, то так и будет. И силой с ней ничего не сделаешь – она умеет за себя постоять.

– То-то и плохо, – вздохнула Федосья. – А разум ее одурманен.

– Так она и правда сошла с ума? – я поднялась.

Знахарка не ответила, а бабушка глянула на меня осуждающе.

– Я ночью видела, как это было! – решилась я признаться. – Ночью… такая огненная полоса в небе… и хрустальный звон.

Федосья грустно опустила глаза.

– Вот уже вторая такая, – пробормотала она сама себе, – а я ничем помочь не могу, что я тогда вообще могу?.. А давайте сделаем так. Сварю я одно снадобье, от которого к ней вернется разум. А вы уж попытайтесь ее уговорить уехать. Хотя не знаю, поможет ли это.

– Свари, пожалуйста, – бросилась к ней бабушка, и они обе направились на кухню.

– Бабушка, – кинулась я вслед. – Надо, наверное, Петра предупредить, чтоб машину наготове держал. А как только нам удастся Нику уломать – поскорее в машину и на станцию, чтоб она не успела передумать.

– И то дело, – грустно кивнула бабушка. – Вот я сейчас и схожу. А то по селу уже болтают всякое-разное. Видели его люди, летучего этого.

Бабушка ушла, а я сложила наши вещи, убрала в комнате и уселась рядом с Никой. Разбудить ее, что ли? Как я уже убедилась, по утрам она хоть и выглядела кошмарно, но была более-менее вменяемой, а вечером все менялось с точностью до наоборот. Так что сейчас с ней можно было бы, наверно, поговорить и без зелья. Впрочем, знахарке виднее.

Немного подумав, я решила все же ее разбудить. Пришлось долго трясти и звать, прежде чем она зашевелилась и с трудом разлепила глаза.

– Ну чего тебе?

– Поговорить надо.

– Поговорить… – она попыталась подняться, но это у нее не получилось. – А вечером никак?

– Никак! Твоя жизнь в опасности! – воскликнула я.

– Я знаю, – спокойно ответила Ника. – Знала, на что шла. Мне уже недолго осталось… день или два. Но… не могу без него. И скоро мы вместе улетим далеко-далеко…

Так, подумала я, похоже, знахарка все же права – без зелья тут не обойтись, если оно вообще поможет.

– Да ведь это не он! – привела я последний аргумент. – Это огненный змей! Нечисть, принявшая вид твоего парня, чтобы выпить твою жизнь и похитить душу! Я ночью была на улице и видела…

– Может, и так, – равнодушно ответила она. – А может, и нет. Но поздно что-то менять. Я уже решила…

– Ника! – я была в отчаянии. – Да что с тобой такое? Он тебя одурманил! Ты же всегда была сильной, мыслила здраво, никакими глупостями не маялась и в сентиментальность не впадала. Возьми себя в руки, стряхни это наваждение!

Она ничего не ответила, только посмотрела долгим взглядом, в котором ясно читалось – мои старания бесполезны.

Так мы и молчали, пока не пришла бабушка.

– Ника, деточка, проснулась уже? – ласково сказала она.

– Ага…

– Что-то ты неважно выглядишь, – нарочито обеспокоенным тоном продолжила бабушка. – Не заболела ли?

– Нет, – мотнула Ника растрепанной головой и с трудом села на кровати.

– Я тебе чаю заварила на травах, – сказала бабушка. – Он тебя сразу взбодрит.

Ника иронично усмехнулась, но отвар, принесенный бабушкой, все же выпила.

Тут раздался стук во входную дверь.

– А вот и Петро, – пробормотала бабушка и пошла открывать.

Я услышала, как лязгнул крючок, на который запиралась дверь, а потом из прихожей донесся разговор. Правда, он быстро стих – видимо, бабушка увела гостей на кухню.

Покосившись на Нику, которая сидела, устремив взгляд в одну точку и явно пытаясь что-то осмыслить, я направилась на кухню и осторожно заглянула в дверь. На кухне оказалось немало народу. Я увидела Петра, его мать с бабушкой – обе были в черных платках и сильно постаревшие, Тосю со старшим братом и еще нескольких любопытных соседей. Бабушка Федосья сидела между ними, и все они тихо и тревожно что-то обсуждали. Как я поняла из этого разговора, Петро не стал ничего скрывать от своих родных, может быть, искал у них совета. А остальные просто маялись бессонницей и видели в окно странное небесное явление, вот и решили удовлетворить свое любопытство, якобы невзначай присоединившись к семейству Глушенко, направлявшемуся к нам.

Правду говорят – на селе ничего не скроешь, подумала я, отступая обратно в темный коридор. Мне не хотелось попадаться на глаза этой любопытной толпе и отвечать на их досужие вопросы, а то еще и осуждать начнут… И я вернулась в спальню к Нике.

Моя подруга нервно расхаживала по комнате, как она всегда делала в минуты раздумий. По крайней мере, так было в лучшие для нее времена.

– Танька? – резко повернулась она ко мне. – Это ты? Вот и хорошо.

Я чуть не вскрикнула от радости. Если не считать ее пугающе изможденного вида, она сейчас, судя по голосу, казалась вполне нормальной.