Собрание сочинений в десяти томах. Том 2 - Юзеф Игнаций Крашевский

— Нет, и не хочу думать… для меня нет и не будет его… побешусь, насмеюсь, наплачусь… и умру… счастливою…

Алексей вздохнул.

— О, благословенная, легкомысленная молодость! Какие творишь ты чудеса!.. Есть ли возможность убеждать вас теперь?..

— Вы — холодный, расчетливый, человек, — с живостью возразила Поля. — Всю жизнь думаете о будущем и потому никогда не имеете настоящего… Как вам не стыдно, как не жаль этого? Завтра?! Да разве оно принадлежит мне?.. Я наслаждаюсь и смело иду навстречу грозной будущности. Что ж такое, что я буду страдать? Но разве не страдают даже среди счастья? Я умру?.. Но разве не умирают среди восторгов? Вы мелки, вы дети, старцы, но никак не мужчины и не люди!

— Все это прекрасно, — сказал Алексей, — но если дело идет не об одной нашей, но вместе и о чужой будущности, то маленький расчет, кажется, не лишнее дело.

— Чужая? Моя и его будущность это одно и то же, — возразила Поля, забываясь. — Мы — двое, составляем одно полное и целое существо, можем ли мы не иметь чего-нибудь общего?.. Во всяком случае, холод, опасения, слезы и раскаяние придут слишком скоро, так не нарушайте нашего счастья, пане Алексей!.. Притом, знаете ли вы, — прибавила она шутливо, — и я в свою очередь также держу вас в руках…

— Вы? Меня?

— Да, и несравненно крепче, чем вы думаете!

Алексей рассмеялся, но покраснел.

— Если вы помешаете мне или испортите что-нибудь и станете на дороге… Вы еще не знаете меня… я готова страшно отомстить вам! Я эгоистка, потому что мой эгоизм составляет счастье двух существ… Я ничего не побоюсь… наговорю на вас… сочиню сплетню… догадаюсь, выдумаю, наконец даже солгу, если будет нужно…

— Что это значит? — хладнокровно спросил Дробицкий.

— Ничего… предположим, например, что во мне маленькая горячка…

— Опасная…

— Но в ней я вижу блаженство!.. Оставьте меня… я не хочу быть здоровой… и, верно, не изберу вас доктором…

С этими словами девушка отвернулась и ушла в другую комнату. Алексей остался в крайнем изумлении и с горестью размышлял о столь внезапной и необыкновенной развязке любви, которую еще вчера надеялся подавить и разорвать. Теперь уж было поздно. Юлиан безумствовал. Поля весело шла на мучения, не думая о будущих жертвах и не боясь стыда, потому что — любила со всей силой первой молодости, невинной души и пламенного темперамента.

Уж не вмешиваясь ни во что, Алексей только издали печально смотрел на эту драму и удивлялся, что кроме него никто не замечал перемены отношений между Полей и Юлианом. А между тем, Поля вовсе не скрывала своей страстной привязанности, ни прав своих над молодым Карлинским. Она то повелевала послушным любовником, как госпожа, то из-за самых ничтожных причин начинала капризничать, мучилась ревностью, разражалась гневом, делала сцены, не говорила по целым дням, хворала и боролась с отчаянием… Но когда любовники втайне мирились, то она также безумствовала от любви, почти бросалась Юлиану в ноги, извинялась перед ним, жертвовала своею жизнью. Почти каждый день она обливалась слезами, питалась отчаянием, упивалась счастьем. Юлиан, хоть страстно любил ее, однако с тяжелым чувством переносил эту мучительную любовь, потому что она не довольствовалась спокойствием, верою и надеждами, но беспрестанно требовала вспышек страсти, подозревала всех и все, в каждом незначительном движении видела угрозу равнодушия и металась лихорадочно… Карлинский мучился и падал под бременем столь дикой, страстной привязанности, не имея сил ни удовлетворить, ни успокоить ее.

Анна во всем этом не видела ничего, кроме невинной забавы. Алексей почти избегал столкновений с влюбленными, потому что Поля часто и несправедливо обвиняла его в каком-то влиянии, делала ему жестокие упреки, наказывала его молчанием, насмешками, угрозами.

Между тем, Эмилий проснулся для новой жизни… Мысль постепенно начинала развиваться в нем, как в ребенке, и столь долго запертая в головном черепе, — наконец обнаружилась перед изумленными глазами… Он понимал, спрашивал, отвечал, учился… всем этим он обязан был стараниям Алексея, и хоть плоды трудов наставника становились все очевиднее, ученик еще не открыл себя ни перед сестрой, ни перед братом. Один старый слуга догадывался в чем дело, но с улыбкой сохранял тайну, так как она должна была вдруг обрадовать все семейство…

В одно утро Алексей, по обыкновению, пришел к Эмилию, когда в замке еще все спали, ученик встретил его со слезами радости и объятиями. Они засели над книгой и стали учиться читать посредством знаков, — этого благотворного изобретения милосердного сердца, потому что для лишенных способности слышать звуки они заменяли каждое слово. Алексей и Эмилий были так заняты, что не заметили, как Анна, встав раньше обыкновенного и привлеченная отворенным у Эмилия окном, тихо вошла в комнату и застала их за тайным занятием. При виде столь изумительной и неожиданной картины она остановилась как вкопанная, ее сердце забилось благодарностью, руки сложились как бы для молитвы, слезы блеснули на ресницах… Анна поняла, что то, что она видела теперь, было следствием долговременных трудов, поняла сердцем, что Дробицкий сделал для них, и взволнованная, счастливая, бросилась к молодому человеку и с чувством благодарности схватила его руку.

Она не нашлась, что сказать, все выражения благодарности были бы напрасны, слабы, она только взглянула на него своими прекрасными черными глазами. Алексей стоял перед нею, как преступник, смущенный и взволнованный до глубины сердца. Потом она бросилась к Эмилию и расплакалась, видя, что не может передать ему своих чувств, так как еще не знает языка его.

Эмилий обеими руками указал ей на Алексея.

— Ах, а я ничего даже не подозревала! — воскликнула Анна. — Я ничего не угадала, даже не предчувствовала, что вы наш благодетель… что вы возвратите нам брата… Но к чему эта тайна?..

— Я боялся подать и отнять надежду, хотел сперва удостовериться…

— И Эмилий сумел скрыть перед нами тайну?

— Эмилий одарен чудным инстинктом… сердце у него ангельское, он понял меня и был послушен.

Анна почти плакала. Но для нее не довольно было испытывать счастье одной: она хотела скорее поделиться им с другими, тотчас послала за Юлианом, за Полей, хотела созвать весь дом и не находила слов благодарить Алексея… Юлиан прибежал в испуге, остановился в изумлении и, не говоря ни слова, бросился на шею Дробицкому. Поля пожала руку Алексея.

— Для меня это не было секретом! — воскликнула она с улыбкой. — Я все знала. Вы принадлежите к числу избранных людей, всегда приносящих с собою благословение в тот дом, где поселитесь.

— Надобно дать знать президенту! Президент ничего не знает… Матери! Сперва матери!.. О,