Жена путешественника во времени - Одри Ниффенеггер

– Ты откуда? – спрашиваю я.

– Август две тысячи шестого.

Беру кофе, держу на уровне подбородка, вставляю через прутья трубочку. Он пьет.

– Хочешь булочку? Он хочет.

Разламываю ее на три части и проталкиваю одну. Мне кажется, что я в зоопарке.

– Ты ранен, – говорю я.

– Ударился головой обо что-то.

– Сколько еще пробудешь?

– С полчаса или около того. – Он указывает на Роберто. – Видите?

– Что происходит? – спрашивает Кэтрин.

– Хочешь объяснить? – спрашиваю я у себя.

– Я устал. Начинай.

И я объясняю. Объясняю свои перемещения во времени, практическую и генетическую сторону вопроса. Объясняю, что на самом деле это что-то вроде болезни и я это не контролирую. Объясняю про Кендрика, про Клэр, как мы встретились впервые и как встретились снова. Объясняю про обыкновенные петли, квантовые механизмы, фотоны и скорость света. Объясняю, каково это – чувствовать себя вне временных ограничений, которым подвержено большинство людей. Объясняю про ложь, воровство, страх; про попытки вернуться к нормальной жизни.

– А часть нормальной жизни – это нормальная работа, – говорю я в заключение.

– Я бы эту работу нормальной не назвала, – говорит Кэтрин.

– Я бы не назвал это нормальной жизнью, – говорит сидящий в клетке.

Смотрю на Роберто, он сидит на лестнице, облокотившись головой о стену. Он выглядит измотанным и задумчивым.

– Итак,– спрашиваю я.– Вы меня уволите?

– Нет,– вздыхает Роберто,– нет, Генри, я тебя не уволю. – Он осторожно встает, отряхивает спину пальто рукой. – Но я не понимаю, почему ты не рассказал мне это гораздо раньше.

– Вы бы мне не поверили,– отвечаю я из клетки. – Вы не поверили даже сейчас, пока не увидели.

– Ну да… – начинает Роберто, но следующие его слова тонут в странном звуке, который иногда сопровождает мои появления и исчезновения.

Я поворачиваюсь и вижу груду одежды на полу в клетке. Позже я вернусь сюда и выловлю их вешалкой. Поворачиваюсь к Мэтту, Роберто и Кэтрин. Они в оцепенении.

– Господи, – говорит Кэтрин. – Это все равно что работать с Кларком Кентом.

– А я чувствую себя Джимми Олсеном,– говорит Мэтт.– Фу.

– Значит, ты – Лоис Лейн, – поддразнивает Роберто Кэтрин.

– Нет-нет, Лоис Лейн – это Клэр, – парирует она.

– Но Лоис Лейн, – возражает Мэтт, – не знала, что Кларк Кент – Супермен, а Клэр…

– Без Клэр я бы уже давно сдался, – говорю я. – Никогда не понимал, почему Кларк Кент постоянно следил за Лоис Лейн в темноте.

– Ну как же, ведь так эта история становится лучше, – говорит Мэтт.

– Правда? Не знаю.

7 ИЮЛЯ 2006 ГОДА, ПЯТНИЦА

(ГЕНРИ 43)

ГЕНРИ: Сижу в кабинете Кендрика и слушаю, как он пытается объяснить, почему это не получится. Снаружи – жуткая духота, яростная парилка, высушивающая до смерти. Здесь довольно прохладно из-за кондиционера, и я сижу сгорбившись, весь в мурашках. Мы расположились друг напротив друга на стульях, как обычно. На столе полная окурков пепельница. Кендрик постоянно прикуривает новую сигарету от предыдущей. Мы сидим с выключенным светом, воздух тяжелый от дыма и холода. Хочу пить. Хочу кричать. Хочу, чтобы Кендрик перестал говорить и дал мне возможность задать вопрос. Хочу встать и выйти. Но вместо этого сижу и слушаю.

Когда Кендрик прекращает разговаривать, внезапно становятся слышны долетающие снаружи звуки.

– Генри? Вы меня слышали?

Выпрямляю спину и смотрю на него, как ученик, пойманный за дремотой на уроке. – Что? Нет.

– Я спросил, вы поняли? Почему это не получится?

– Что? Да. – Стараюсь собраться с мыслями. – Это не получится, потому что у меня хреновая иммунная система. И потому что я старый. И потому что слишком много генов задействовано.

– Правильно, – вздыхает Кендрик и тушит окурок в пепельнице, уже полной до краев. – Мне жаль.

Он облокачивается на спинку стула и сжимает нежные розовые руки на коленях. Я вспоминаю, как увидел его здесь, в кабинете, восемь лет назад. Мы оба были моложе и задорнее, уверенные в щедрости молекулярной генетики, готовые использовать науку, чтобы опровергнуть природу. Я думаю о том, как держал в руках мышь Кендрика, перемещавшуюся во времени, и о волне надежды, которую чувствовал тогда, глядя на своего маленького белого коллегу. Вспоминаю выражение лица Клэр, когда я сказал ей, что это не получится. Хотя она никогда особенно и не надеялась.

– А как насчет Альбы? – спрашиваю я, прочистив горло.

Кендрик скрещивает лодыжки и ерзает:

– Что насчет Альбы?

– А с ней получится?

– Мы никогда не узнаем, ведь так? Если только Клэр не изменит своего решения насчет того, чтобы я работал с ДНК Альбы. И мы оба прекрасно знаем, что Клэр ужасно боится генной терапии. Каждый раз, когда мы говорим об этом, она смотрит на меня, как будто я Йозеф Менгеле.

– Но если бы у вас было ДНК Альбы, мы смогли бы сделать мышей и выработать для нее препараты, чтобы, когда ей будет восемнадцать, она смогла их попробовать?

– Да.

– Даже если со мной ни хрена не выйдет, у Альбы будет шанс?

– Да.

– Отлично.

Встаю, потираю руки, отлепляю хлопчатобумажную рубашку от тех частей тела, где она прилипла теперь уже от холодного пота.

– Так мы и поступим.

14 ИЮЛЯ 2006 ГОДА, ПЯТНИЦА

(КЛЭР 35, ГЕНРИ 43)

КЛЭР: Я в мастерской, делаю волокна гампи. Это такая тонкая прозрачная бумага, сквозь нее можно смотреть; погружаю су-кетту в бак и вынимаю, оборачивая ее нежной тонкой глиной, пока не получается идеально ровный слой. Ставлю на край бака, чтобы высохла, и слышу, как Альба смеется, Альба бежит через сад, Альба кричит: «Мама! Смотри, что мне папа принес!» Она врывается в дверь и с топотом несется ко мне, за ней идет Генри, он более спокоен. Смотрю на ее ножки и понимаю, откуда топот: красные башмачки.

– Они как у Дороти! – кричит Альба и отплясывает на полу чечетку. Поворачивается три раза на каблуках, но не исчезает. Конечно, она же уже дома. Я смеюсь. Генри выглядит очень довольным.

– Ты дошел до почты? – спрашиваю я его.

– Черт, – у него лицо вытягивается, – забыл. Прости. Завтра пойду, обязательно.

Альба кружится, Генри подходит к ней и останавливает:

– Не надо, Альба. Голова закружится.