Источник счастья. Misterium tremendum. Тайна, приводящая в трепет - Полина Дашкова

– Простите, Макс. Я вам не верю.

– Как хотите. Но вы не дослушали. В Москве, в восемнадцатомгоду, Ли и Ксю остались одни. Вся семья погибла. Ли тяжело болела. У нее былдиабет, гипертония, отказывало сердце. В таком состоянии она попала в бывшийвоенный госпиталь. Там работал Миша Свешников. Ли называла его Мишей, он былстудентом ее покойного мужа, профессора Миллера. Она не знала, как и чем он еелечил, она легла умирать, но из госпиталя вышла живой и здоровой. Правда, у неевыпали волосы, слезли ногти, страшно шелушилась кожа. Потом все выросло заново.Сколько я помню ее, она всегда выглядела лет на пятьдесят и никогда не болела.В детстве я думал, что мои бабушки сестры, причем Ли младшая.

– Все равно не верю, – упрямо повторила Соня и помоталаголовой, – сейчас вы опять станете проверять мой пульс, а потом доложитехозяину о моей эмоциональной реакции.

– Нет, Соня, сейчас я кое-что вам покажу. – Он развернулся вкресле и включил ноутбук. – Старые фотографии из дома я не выношу, оригиналов уменя с собой нет. Но некоторые снимки я отсканировал и вогнал в компьютер.

– Не верю!

– Так любил говорить своим актерам великий Станиславский, –грустно заметил Макс и открыл программу, – пожалуй, можно начать с этого.Выпуск медицинского факультета Московского университета 1884 года. Вот он, МишаСвешников. А это профессор Миллер Иван Карлович. Дама в шляпке – моя Ли. ЛидияПетровна Миллер. Качество довольно паршивое, но смотрите, я увеличиваю. ЗдесьЛи тридцать восемь.

– Вы похожи на нее, Макс.

– Да, я знаю. Год девятьсот шестнадцатый. Пятилетняя Ксю.Остальных перечислять не буду. К восемнадцатому никого уж не осталось, кромевот этих двоих. Ребенка и старухи. Видите, Ли здесь совсем другая, но узнатьвсе-таки можно.

Он увеличил лицо. Отечная, полная, тяжело больная старухасмутно напоминала женщину в шляпке, и все-таки это была она, Лидия ПетровнаМиллер.

– Берлин, восемнадцатый год. Снимок сделан через несколькодней после приезда из России.

Старуха и девочка. У старухи на голове берет, волос невидно. Лицо худое и настолько измученное, что возраст определить трудно.Девочка, семилетняя Ксю, замотана темным платком, тоже измучена, однакоулыбается спокойно и счастливо.

– Здесь у обеих нет волос, короткий ежик, и обе стесняютсяэтого, – объяснил Макс. – Ксю привезла вшей из Москвы, ее обрили наголо, у Ливолосы выпали сами.

Он показал еще около дюжины снимков, разных лет. По нимотчетливо было видно движение времени. Менялось качество пленки, одежда,прически. Менялась Ксю. На фотографии начала семидесятых Соня увидела мальчикаМакса. Этот снимок он увеличил.

– Вот она, точка пересечения. Здесь Ксю и Ли выглядят какровесницы. Ксю пятьдесят девять. Тогда еще она красила волосы. Ли седая, а всеравно кажется чуть-чуть моложе. Это чуть-чуть, маленькая временная трещинкамежду ними росла неумолимо.

– Но неужели никто не замечал? Родственники, знакомые,соседи? – спросила Соня, разглядывая последний снимок, где была совсем старая,уже больная Ксю, почти сегодняшний Макс и неизменная, седая, строгая, моложаваяЛи.

– Родственников почти не осталось, соседи и знакомые частоменялись из-за переездов. В тридцать третьем, когда к власти пришел Гитлер,умная Ли решила удрать в Америку. Европейский континент они покинули какбабушка и внучка, в Нью-Йорк приплыли как мать и дочь. Ксю было двадцать два.

– На какие средства они жили? – спросила Соня.

– Ли всегда удавалось заработать. Она была неутомима инесгибаема, знала четыре языка, печатала на машинке, стенографировала,переводила, шила игрушки, рисовала комиксы, иллюстрировала детские книжки. ВАмерике ее взяли на Диснеевскую киностудию, она сумела оплатить обучение Ксю вуниверситете. Ксю стала юристом, вышла замуж, родила мою мать. Муж Ксю, мойдед, был кадровый офицер армии США, погиб в сорок четвертом.

– Ну а ваша мама, как она могла ничего не заметить?

– О, матушка – человек особенный. Она выросла удивительнойкрасавицей, танцевала без передышки, жила бурно, вдали от нас, приезжала редкои никого, кроме самой себя, не видела. Замуж выходила раз семь, кажется. Одиниз семерых стал моим отцом. Я родился в шестьдесят пятом. К этому времени никтоне сомневался, что Ксю и Ли сестры.

– Макс, когда вы узнали?

– Девятого ноября девяносто шестого года. Мы с Ли сидели впалате, Ксю была еще в сознании, стала вспоминать детство, Москву, заговорила оСвешникове. Ксю начала рассказывать, а Ли продолжила. Сначала я думал, что обеони бредят. На следующее утро Ксю ушла в кому, Ли просидела весь день у еекровати, а вечером погибла. Старые фотографии я разыскал потом, их сохраниливнуки берлинских родственников, у которых Ли и Ксю жили с восемнадцатого подвадцать второй год.

– И вы пошли по следу. Вы захотели выяснить, как и чем лечилпрофессор Свешников вашу Ли? – тихо спросила Соня.

– Да. Я пошел по следу. Дорожка оказалась узкая. Скоро япочувствовал, что мне дышат в затылок. Был момент, когда я даже пытался сойти сэтой дорожки, однако не получилось.

– Почему?

– Пропасть с обеих сторон. Шаг в сторону, и привет.

– Убьют?

– Хуже.

– Макс, как вы существуете среди них?

– Хотите сказать, я не такой, как они? Вы это только сейчаспоняли?

– Я сразу обратила внимание, что у вас нет этого ужасногозапаха.

– Вы заметили запах? – Макс искренне удивился, даже слегкавытаращил глаза. – Ну-ка, расскажите, на что он похож?

– А вы разве не замечаете, как у них воняет изо рта? У всех,кроме, слуг. И кроме вас.

– Странно. Я знаю, что собаки всегда это чувствуют, детиизредка. Взрослые никогда. Так чем же пахнет, можете рассказать?

– Тухлой рыбой. Или нет, не совсем. Когда чайка взлетает,очень близко, такое легкое омерзительное дуновение от ее крыльев. Падаль,гнилая тина.

– Да, я примерно так и представлял себе, – кивнул Макс, –однако не думал, что запах может быть настолько сильным. Или это особенностьвашего обоняния? Соня, когда вы стали чувствовать, не помните?

– Помню. Когда меня похищали, Фриц Радел склонился оченьблизко. Это особенное зловоние. Оно довольно слабое, но какое-тонечеловеческое. Адское. В чем причина? Вы должны знать.

Макс ничего не ответил. Дверь открылась, заглянул капитан.

– А, вот вы где! Не слышите колокол? Ужинать, ужинать,господа!