Домашние правила - Джоди Пиколт

– Вы заметили что-нибудь необычное?

– Дверь была открыта. Я вошел, ее пальто висело в прихожей, сумочка лежала на столе, но на мой оклик она не отозвалась. Я обыскал весь дом, но ее нигде не было. В спальне была разбросана одежда и кровать смята.

– Что вы подумали?

– Сперва я решил, что Джесс уехала. Но она сказала бы мне об этом, и в тот день у нее был зачет. Я позвонил ей по телефону, но никто не ответил. Я связался с ее родителями и друзьями, никто ее не видел, и она никому не говорила, что собирается уезжать. Тогда я пошел в полицию.

– Что случилось?

– Детектив Мэтсон сказал мне, что я не могу подать заявление о пропаже человека, пока не пройдет тридцать шесть часов, но он поехал вместе со мной в дом Джесс. Честно говоря, мне показалось, он не отнесся серьезно к моим словам. – Марк смотрит на присяжных. – Я не пошел на лекции и остался дома, надеясь, что Джесс вернется. Но она не вернулась. Я сидел в гостиной и вдруг заметил, что кто-то поставил CD-диски в алфавитном порядке, и сообщил об этом полиции.

– Когда полиция начала официальное расследование, вы содействовали сбору улик? – спрашивает Хелен Шарп.

– Я отдал им свои ботинки, – отвечает Марк.

Прокурор оборачивается к присяжным:

– Мистер Магуайр, как вы узнали о том, что произошло с Джесс?

Марк сжимает челюсти.

– Двое полицейских пришли ко мне домой и арестовали меня. Во время допроса детектив Мэтсон сказал… сказал, что Джесс… мертва.

– Вас освободили из-под ареста вскоре после этого?

– Да. Когда был арестован Джейкоб Хант.

– Мистер Магуайр, вы имеете какое-то отношение к смерти Джесс Огилви?

– Никакого.

– Вы знаете, как она сломала нос?

– Нет, – сухо отвечает Марк.

– Вам известно, как был выбит ее зуб?

– Нет.

– Вы знаете, как появились ссадины у нее на спине?

– Нет.

– Вы когда-нибудь били ее по лицу?

– Нет. – Голос Марка звучит глухо, будто из-под слоя войлока. Он смотрел в пол, но теперь, когда поднял взгляд, все видят, что глаза его влажны от слез, он тяжело сглатывает. – Когда я ушел от нее, – говорит Марк, – она выглядела как ангел.

Хелен Шарп заканчивает допрос, Оливер поднимается на ноги и застегивает пиджак. Почему адвокаты всегда делают это? В «Борцах с преступностью» актеры, играющие адвокатов, тоже всегда повторяют этот жест. Может, солидности добирают, чтобы выглядеть профессионалами? Или им просто нужно куда-то деть руки?

– Мистер Магуайр, вы сейчас подтвердили, что вас брали под арест за убийство Джесс Огилви.

– Да, но они взяли не того парня.

– И все же… некоторое время полиция считала вас причастным к преступлению, не так ли?

– Наверное.

– Вы также подтвердили, что грубо схватили Джесс Огилви во время ссоры?

– Да.

– Как именно?

– За руки. – Он прикасается к своим бицепсам. – Вот здесь.

– Кроме того, вы душили ее, да?

Марк багровеет:

– Нет.

– Вам известно, мистер Магуайр, что при вскрытии были обнаружены синяки на шее Джесс Огилви, а также на плечах?

– Протестую! – говорит прокурор. – Свидетельство с чужих слов.

– Протест принимается.

– Вы понимаете, что сегодня даете здесь показания под присягой?

– Да…

– Тогда позвольте мне спросить вас еще раз: вы душили Джесс Огилви?

– Я не душил ее! – говорит Марк. – Я только… положил руки ей на шею. На секунду!

– Во время ссоры?

– Да.

Оливер изгибает бровь.

– Больше вопросов нет, – говорит он и садится рядом со мной.

Я же опускаю голову и улыбаюсь.

В девять лет мама отправила меня на занятия в группу психологической помощи детям, у которых брат или сестра – аутист. Нас было всего четверо: две девочки с землистыми лицами, у них была маленькая сестра, кричавшая без умолку; мальчик, брат-близнец которого был аутистом в тяжелой степени, и я. Мы ходили по кругу и называли одну вещь, которая нам нравится в нашем брате или сестре-аутисте, и одну – которая не нравится.

Девочки начали первыми. Они сказали, что малышка не дает им спать по ночам и они этого не любят, но им нравится, что первым произнесенным ею словом было не «мама» или «папа», а «Сисси». Настала моя очередь, и я сказал, что терпеть не могу, когда Джейкоб без спроса берет мои вещи и спокойно перебивает меня, чтобы выложить какой-нибудь никому не интересный факт про динозавров, но, если я перебиваю его, он злится и у него происходит нервный срыв. Однако иногда он говорит смешные вещи, хотя не собирался этого делать: например, в лагере психолог сказала, что плавание будет для него как кусок торта, а он испугался, подумав, что ему придется есть под водой и тогда он обязательно утонет. Потом пришел черед другого мальчика. Но он не успел ничего сказать, потому что в комнату влетел и уселся к нему на колени его брат-близнец. От него воняло, то есть в прямом смысле слова. Тут в дверь просунула голову мать близнецов.

– Простите, – сказала она, – Гарри не любит, чтобы кто-нибудь другой, кроме Стивена, менял ему подгузник.

«Бедняга Стивен», – подумал я. Но вместо того чтобы дико засмущаться, как сделал бы я, или разозлиться, как опять же сделал бы я, Стивен только рассмеялся и обнял своего брата.

– Пошли, – сказал он, взял его за руку и вывел из комнаты.

В тот день мы занимались с психологом и другими вещами, но я был рассеян. Я не мог выбросить из головы образ девятилетнего Гарри в гигантском подгузнике и Стивена, который подтирает ему зад. Была еще одна вещь, которую я любил в своем брате-аутисте: его приучили к горшку.

Во время перерыва на обед меня потянуло к Стивену. Он сидел один и ел из пластикового контейнера нарезанные дольками яблоки.

– Привет, – сказал я, забираясь на соседний стул.

– Привет.

Я снял пленку с соломинки, воткнул ее в дырочку на коробке с соком и посмотрел в окно, пытаясь понять, что привлекло там внимание Стивена.

– И как ты это делаешь? – спросил я через минуту.

Он не стал притворяться, что не понимает. Взял кусок яблока из коробки, прожевал его, проглотил и сказал:

– Это мог быть я.

Мама Спатакопоулос не помещается на свидетельском стуле. Ей приходится отодвигать его и втискиваться на сиденье. Наконец судья просит бейлифа принести что-нибудь более удобное. Если бы я был на ее месте, то от смущения постарался бы спрятаться под этим дурацким стулом, но эта женщина совершенно счастлива. Вероятно, она считает, что пышная комплекция – подтверждение качества еды в ее ресторане.