Обезьяны - Уилл Селф

Буснеровы глазницы поневоле налились слезами. Именитый психиатр знал, групповые уважают его, но никогда не мог показать, в какой мере тут дело в страхе, а в какой — в настоящей любви. Досмотрев знаки до конца, Буснер зарыдал, спрыгнул со стола к Кендзабуро, сел у его симпатичных маленьких задних, лап и принялся чистить ему пах, тихонько урча и причмокивая. Остальные не замедлили присоединиться к этой спонтанной и глубоко дружеской групповой чистке.

Уделив чистке должное время, Зак вскочил на задние лапы, в последний раз подбадривающе ущипнул Кендзабуро и поцеловал его.

— «ХууууГраааа», — снова ухнул Буснер и обратился к групповым: — Что же, значит, так тому и быть. Кендзабуро, сними-ка эти отныне ненужные бумажонки, — именитый психиатр указал на развешанные в рамках по стенам медицинские дипломы, членское свидетельство Королевского общества психиатров, членское свидетельство Института психоанализа, премию Британской академии кино— и телеискусства и прочее, — а я тем временем загляну к Саймону. К первому обеду к нам заедут его бывшая первая самка и детеныши. Я очень много жду от их совместной чистки.

Саймон в самом деле страдал от похмелья, хуже того, никак не мог выкинуть из головы картинки ночных кошмаров. И все же он был счастлив узнать, что сегодня к нему приедут экс-групповые. Буснер присел на край гнезда и нежно сообщил ему новости:

— Вчера я ухнул вашей бывшей первой самке, и она согласилась навестить нас сегодня с детенышами «грруннн». Конечно, с ней будут и другие члены группы. Как вы думаете, сможете «чапп-чапп» вести себя в их присутствии как полагается «хуууу»?

— Не вижу, почему нет, — отзначил Саймон, — в конце концов, вчера у меня все «гррнн» шло отлично, пока я, дурак этакий, не закурил эту чертову сигарету…

— Покажите лучше, пока вы, дурак этакий, не занюхали этот чертов кокаин…

— Это было дерьмо «хуууу»! Правда, первостатейное дерьмо! — перебил Буснера Саймон.

— Очень даже может быть, и, конечно, Саймон, не в моих правилах порицать шимпанзе за употребление наркотиков…

Тут пальцы Буснера, обычно такие проворные, застыли в неподвижности — именитый психиатр понял, что ему придется кое-что объяснить Саймону про положение, в котором оказался он сам. К чему психоаналитик-радикал немедленно и приступил, сделав, однако, одну серьезную купюру, а именно обчетверенькав стороной историю с испытаниями инклюзии, сосредоточившись на той части письма из ГСМ, где критиковались его необычные врачебные методы.

— Вы хотите показать, — щелкнул пальцами Саймон, — что вас могут лишить лицензии за то, как вы меня лечили «хууу»?

— Примерно так, — откровенно отзначил Буснер.

— Но это же «уч-уч» идиотизм! Вы же вернули мне психическое здоровье, фактически спасли мне жизнь!

Буснер изобразил на морде подобающее выражение («что вы, что вы, вы мне льстите»), но про себя подумал: первым-то делом я подверг вашу жизнь опасности, возможно, стал причиной вашего заболевания.

— Вот что, Саймон, — продолжил Буснер, — вообще показывая, курс мы еще не закончили. Нам нужно решить проблему вашего пропавшего детеныша. Вы ведь до сих пор твердо убеждены, что у вас был третий детеныш, так «хууу»? — Саймон, не поднимая лап, кивнул. — И с этим пропавшим невесть куда детенышем связаны все остальные образы человеческого мира, которые вас мучают «хуууу»?

— «Хуууу» да, так оно и есть. — Саймон побледнел, вспомнив о минувшей ночи, о сне, в котором он спаривался со зверем и где рядом спаривались люди. С точки зрения мира, в каком он находился сейчас с его карликовыми пони, бактрианинами и фильмами про планету людей, ночные кошмары были уже не кошмарными, а эротическими.

— «Грруннн» Саймон, стало быть, пока мы не разрубим негативный психологический узел, связанный с людьми, вы не сможете вернуться К нормальной жизни. Поэтому нам нужно найти стабильный источник финансирования, дабы продолжить нашу работу…

— Я заплачу вам, Зак, — взмахнул лапами Саймон, — если вам нужно или если вы хотите, я это сделаю…

— Нет, Саймон «грррннн». — Буснер был вежлив, но непреклонен. — Мне не кажется, что нам следует так поступать. Полагаю, нам нужно как следует заключить союз…

Буснер продолжил махать лапами, распоказывая Саймону про свою жестикуляцию с телепродюсером Найтом.

— «Гррррннн», — провокализировал Саймон, поразмышляв. Экс-художник явно не нашел в идее Найта ничего предосудительного. — Значит, вы предлагаете нам дожестикулироваться с этим шимпанзе и принять участие в его документальном фильме про нас «хууу»?

— Именно так. Он вполне порядочная обезьяна, я это знаю от самцов, которым доверил бы собственную жизнь, кроме того, я видел кое-какие его работы — покажу вам, самец знает свое дело. Что же касается предательства Прыгуна и этого мерзкого расследования «хууу», я уверен, с точки зрения телевизионщиков, случившееся только добавит зрительского интереса. Саймон, я понимаю, мои знаки могут показаться вам странными, но только подумайте, у телесамцов горы денег, и если нам понадобится отправиться на длительный срок в какие-то совсем дальние края — что же, они нам все оплатят.

Потратив следующий час на аккуратную, размеренную взаимную чистку и соответствующую жестикуляцию, Буснер оставил Саймона в спальне готовиться к встрече с экс-первой самкой и детенышами. Шимпанзе расстались, достигнув полного взаимопонимания. Буснер ухнет Найту и покажет ему, на каких базовых условиях они созначны сниматься. Они готовы предоставить Найту право снимать, что он хочет и как он хочет, но при этом он должен нести все возможные расходы, одновременно оставляя за Буснером и Дайксом право запретить к показу любые кадры, которые им не понравятся.

Буснер, разумеется, сразу же ухнул телепродюсеру. Найт оказался более чем рад пойти на предложенные условия. Амбициозный молодой самец, он быстро продвигался вверх по иерархическому дереву, кроме того, с ним работали всего трое обезьян — он сам в качестве режиссера и оператора, помощник и звукорежиссер, — так что он был не прочь рискнуть.

— Если вы принимаете наши условия, — махнул лапой Буснер, — то, думаю, будет неплохо, если вы появитесь у меня дома в Хэмпстеде сегодня же к второму обеду, — в таком случае вы сможете, я полагаю, заснять в прямом, так показать, эфире, некие значительные подвижки в ментальном состоянии мистера Дайкса. И захватите с собой необходимые бумаги — при том, конечно, условии, что их можно подготовить за такое короткое время.

Найт отзначил, что со всем этим нет никаких проблем, и, записав, как ехать, попрощался. Обе стороны остались исключительно довольны жестикуляцией.

Да и предположения Буснера относительно подвижек не замедлили оправдаться.

Группа Дайкса — шимпанзе сохранили старое обозначение — прибыла на Редингтон-Роуд загодя, несмотря даже на то что у Джин Дайкс была течка. В ее без малого тридцать лет течки до сих пор длились исключительно долго, а мозоль набухала с беспримерным великолепием — она-то в свое время и привлекла к Джин Саймона. Течки эти порой продолжались много недель, и Джин, будучи ревностной католичкой, привыкла использовать их по максимуму, спариваясь едва ли не каждые пятнадцать минут. В поезде, по дороге от Тейма до Лондона, самцы покрыли ее несколько раз, затем еще дважды в метро от Марилебон до Хэмпстеда, и, пока группа четверенькала от метро до Редингтон-Роуд, Джин Дайкс огласила окрестности копулятивными воплями еще четырежды, причем лишь один раз причиной вопля стал самец из ее группы.