Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Шрифт:
Интервал:
– Тетя Марина дома? – спрашивала среднего роста дама средних лет.
– Да, дома… – как-то по-детски ответила Нита и недружелюбно посмотрела на гостью.
Дама и одета была как-то не по летам, и лицо у ней было подкрашено, и голос неприятный, а больше всего Ните не поправилось то, что она называет тетю Марину просто тетей Мариной, как называли ее только самые близкие люди, а не Мариной Ильиничной. У садовой калитки стоял извозчик, нагруженный дорожными вещами – чемоданчиками, саквояжами, свертками в ремнях, картонками. В одной руке у незнакомки болтался дорожный кожаный мешок, а в другой она держала завернутую в плед крошечную собачку.
Нита побежала вперед, чтобы предупредить тетю Марину, но гостья, не дожидаясь приглашения, вошла в гостиную вслед за ней. Старушка подняла глаза на нее, хотела подняться в кресле и побледнела, как полотно. Она едва имела силы, чтобы дать Ните условный знак о выходе.
– Ты… ты… ты жива? – шептала тетя Марина в ужасе, причем очки у нее свалились на пол.
– Тетя Марина…
Гостья сделала несколько быстрых шагов вперед, чтобы обнять старушку, но та поднялась и с необычайной для ее лет быстротой спряталась за высокую спинку своего старомодного кресла.
– Я удивляюсь… удивляюсь, что ты решилась… да, решилась переступить порог моего дома, – шептала она, чувствуя, как вся комната начинает кружиться у нее перед глазами.
Вместо ответа, гостья опустилась на ближайший стул, закрыла лицо руками, и в комнате послышались сдержанные рыдания. Тетя Марина не выносила женских слез, на ее лице выступили красные пятна.
– Для чего еще эта комедия? – заговорила она уже по-французски, оглядываясь на дверь, в которую вышла Нита. – Кажется, уже достаточно было всяких комедий…
Наступила тяжелая и мучительная пауза. Тетя Марина тяжело дышала и все поправляла несуществовавшие больше на носу очки.
– Мне некуда идти, – трагическим шепотом проговорила, наконец, гостья. – Я знаю, что я гадкая… вся гадкая… да… Но ведь и собаку жалеют… Мне некуда идти, тетя Марина…
– Я это давно знаю, – строго и сухо ответила старушка, собираясь с силами – Но я и не говорю о тебе… Дело идет о третьем лице, которое меньше всего виновато и которое может пострадать больше всех.
– Ах, Боже мой, Боже мой! – застонала гостья. – Разве я враг собственному ребенку?
– Не верю, ничему не верю!.. Ните было всего два года, когда я взяла ее, брошенную всеми, несчастную, погибавшую… и для нее ты умерла, как мать. Так и знай…
– Боже мой, Боже мой!.. Ведь я, кажется, ничего, ничего не требую?.. Я так устала жить…
III
В маленьком деревянном домике совершилось что-то необыкновенное и до последней степени странное, начиная с того, что странная гостья поселилась у тети Марины, за что Нита возненавидела ее еще больше, потому что видела по очкам тети Марины (куплены были новые), как старушка волнуется,
– Я всего на несколько дней, – как-то виновато объясняла она, не глядя ни на кого. – А потом я опять уеду…
В ответ очки тети Марины съезжали на самый кончик носа, и Нита чувствовала, что в их скромное жилище ворвалась какая-то громадная ложь. Она знала только, что гостью зовут Александрой Васильевной, что она приходится тете Марине какой-то дальней родственницей и что она очень-очень несчастна. Когда Александра Васильевна подавленно вздыхала, опуская глаза, Нита не испытывала ни малейшего сожаления. Девушка чувствовала какую-то фальшь даже в самом дыхании этой таинственной несчастной женщины. Когда появлялись в доме гости, т. е. ветхие генералы и не менее ветхие титулованные старушки, гостья пряталась в своей комнате. Между прочим, Ните вход в эту комнату был строго воспрещен. Над маленьким деревянным домиком точно повисла какая-то туча. Ниту удивляло больше всего то, что временами Александра Васильевна как-то неожиданно хорошела, а иногда казалась совершенно старухой.
Положение тети Марины в буквальном смысле было отчаянное, так что даже генерал Мочкин заметил:
– А вы мне не нравитесь, сударыня… У вас что-то такое в лице… да. Нужно пить парное молоко и больше гулять в парке…
– Ах, оставьте меня, ради Бога, генерал!
– Нужно пользоваться весной…
Старушка сама не знала, что с ней делается.
В первый момент она ни за что не хотела, чтобы Александра Васильевна хоть на несколько дней поселилась под одной кровлей с Нитой, но эта несчастная женщина так плакала, так раскаивалась и давала такие обещания, что не выдержало бы каменное сердце.
– Ах, как я сама желала бы умереть, тетя Марина, – повторяла она постоянно, – да, совсем умереть, чтобы ничего не чувствовать, не знать и не думать и чтобы все меня забыли. Есть вещи, которые женщине не прощаются, и я это знаю… Возврата нет, остается прозябание, приходится скрывать даже самые естественные привязанности… Разве я виновата, что меня так воспитали, что я никуда-никуда не годна? Я не способна ни к какому труду – это главное, у меня нет никаких интересов, какими наполняется жизнь, до известного возраста я умела только быть красивой…
Тетя Марина терпеливо выслушивала эти покаянные речи и в глубине души не верила ни одному слову. О, сколько раз она выслушивала их и была обманута. Первый удобный случай – и Александра Васильевна делалась совершенно другим человеком, у которого, вместо раскаяния, появлялся какой-то отчаянный голод жизни.
– Что же ты думаешь делать, Alexandrine? – спрашивала старушка по нескольку раз в день. – Ведь надо же как-нибудь жить…
– Не знаю, ничего не знаю, кроме того, что желаю умереть… И я чувствую, что скоро не буду мешать никому-никому.
Вопрос так и оставался открытым, и очки тети Марины больше не поднимались на лоб. А женщина, мечтавшая о смерти, как об избавлении, половину дня тратила на «приведение себя в порядок», как она скромно выражалась, то есть без конца мылась, обтиралась какими-то мудреными специями, красилась, прихорашивалась и т. д. Горничная Оля, простоватая девушка, сообщала дворнику Маркеллу удивительные вещи про гостью, как, например, она стоит чуть не час на одной ноге, заставляет сечь себя по спине какими-то резинками, как заставляет по целым часам растирать кожу на щеках, гладить шею и много-много еще чего другого.
– Не иначе дело, что повреждена чем-нибудь, – решал Маркелл с свойственным ему глубокомыслием. – С барынями это случается и даже очень просто. Первое дело, что им как есть нет никакого занятия… Ну, вот она и полощется в воде целый день, как утка.
Тетя Марина не заглядывала в комнату гостьи ни разу, но та почти силой затащила ее к себе и показала ей все, что заключалось в чемоданах, саквояжах и
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!