История Венецианской республики - Джон Джулиус Норвич

Прекрасный портрет Лоредано работы Джованни Беллини, написанный, возможно, через год-другой после его избрания, изображает высокого, изнуренного человека лет семидесяти с тонким, нервным лицом.[226] В отличие от многих своих предшественников, он не сделал карьеры адмирала или дипломата. Впервые он упоминается в 1480 году как прокуратор здания церкви Санта Мария деи Мираколи,[227] затем недолгое время он служил подестой Падуи, а после этого практически всю жизнь провел в Венеции. Мало кто лучше него знал механизм машины управления, но чтобы выручить республику из того отчаянного положения, в котором она оказалась, штатского чиновника-аристократа, пусть даже искусного, было недостаточно.

Мораль в Венеции оставляла желать лучшего, а торговый и экономический коллапс был лишь частью проблемы, корни которой уходили гораздо глубже. Годы достатка, как обычно, оказали свое тлетворное влияние, старинные законы против казнокрадства и коррупции действовали не так строго, как в былые времена, и Агостино Барбариго был не единственным патрицием, набивавшим свой карман за государственный счет. В попытках заставить его преемника строже придерживаться закона была придумана новая система. После смерти дожа немедленно были выбраны трое инквизиторов, которые проверили все его бумаги и разобрали все обвинения против него. Однако гидра коррупции и казнокрадства слишком разрослась, чтобы принятые законодательные меры могли с нею справиться, и злоупотребления продолжались. Это было не единственным признаком политической слабости. Отсутствие многопартийной системы не оставляло возможности контроля действий со стороны соперников, столкновения характеров и мнений, которое является неотъемлемой частью здорового политического организма. Замкнутая в себе венецианская олигархия никогда не была полностью свободна от межфракционной борьбы. В обычное время она не переходила известных рамок, но в начале XVI века напряжение внезапно достигло предела и выплеснулось кровавой волной насилия на улицы и площади. Нельзя сказать, что венецианцы потеряли способность забыть свою вражду ради защиты республики, в которой она так нуждалась. Всего через несколько лет новый призыв к оружию так же дружно и с готовностью нашел отклик в народе, как и прежде. Но народ ослаб, морально и физически, а ему, как никогда, требовалась сила.

Лето 1503 года выдалось жарким даже по римским меркам. Вечером 13 августа папа Александр VI ужинал в саду кардинала Адриана ди Кастелло, когда его охватил внезапный приступ лихорадки.[228] Его отвезли домой и сделали кровопускание. Врачей удивил обильный поток крови, вытекающий из человека такого преклонного возраста. Однако состояние больного быстро ухудшалось, и 18 числа он умер. Как всегда, подозревали отравление, но поветрие быстро распространялось, и от него страдали многие. Чезаре, герцог Валентино, был так болен, что не смог попрощаться с отцом.

Став в 1498 году кардиналом, Чезаре оставил неисполненными только два желания: установить жесткий контроль над Папской областью, особенно городами Романьи и области Марке, со временем ставшими почти независимыми, и выкроить для себя и своих детей в Италии светское государство. Первой из этих целей он с успехом добился в качестве гонфалоньера папской армии. Вторая цель тоже казалась близка, но внезапная смерть папы поставила ее осуществление под угрозу. Несмотря на болезнь, времени Чезаре не терял. Сперва он послал в Ватикан тайного агента с заданием добыть с помощью стилета ключи от папской сокровищницы и доставить хозяину ее содержимое. Затем, разжившись сотней тысяч золотых дукатов и значительным количеством серебряных сосудов, он отправил войска, чтобы занять Рим и принудить кардиналов к избранию нужного ему кандидата. Выбор пал на любимого племянника Пия III, который мог бы неплохо послужить честолюбивым планам, но Пий III скончался через месяц после избрания, и Чезаре столкнулся с новым затруднением — территориальными претензиями Венеции.

Венеция увидела для себя удобный случай. Ее торговая гегемония внезапно рухнула, друзья и союзники ее бросили, границам непрерывно угрожали турки с востока и европейские правители с запада. Единственной возможностью выжить казалось возведение мощного бастиона, защищающего ее со стороны суши. Когда правители городов, взятых герцогом Валентино, бежали на венецианские территории, Венеция сразу выразила им сочувствие и предоставила убежище. Увидав, что везение Чезаре кончается, эти аристократы уверенно и более-менее одновременно постарались восстановить свое положение. Венеция оказала им активную поддержку, чтобы от их имени управлять их землями. К концу года знамя Святого Марка уже развевалось над Русси и Форлимпополи, Римини, Червией и Фаэнцей.

Если бы был жив Пий III, возможно, венецианцев с позором бы выгнали. Но с его смертью они заручились сильнейшим влиянием на Священную коллегию кардиналов, и новым папой стал кардинал Джулиано делла Ровере. Предполагалось, что его застарелая ненависть к семейству Борджиа поможет восстановить государей Романьи. Сыграли роль и провенецианские настроения кардинала, благодаря которым он получил прозвище Венецианец.

Однако этот человек не оправдал тех надежд, которые на него возлагались. Когда кардинал занял престол под именем Юлия II, он заточил Чезаре в замке Сант Анджело. Затем тот пленником уехал в Испанию, чтобы не вернуться больше никогда.

Относительно Романьи папа Юлий II дал понять, что венецианцы там не более желанны, чем Борджиа. Эта территория всегда принадлежала Папской области и должна была вернуться к ней. Напрасно представители Венеции убеждали папу, что никто не претендует на его права викария этих земель, напрасно предлагали ему ежегодную дань. Юлий и слышать об этом не хотел. «Венецианцы надеются использовать нас, будто своего капеллана, — заявил он венецианскому послу Антонио Джустиниани в июле 1504 года, — но им это не удастся». Однако Венеция твердо стояла на своем. Если папе не удалось навязать свою экспансионистскую политику, оставалось отстранить его от дел.

Двадцать один год назад, во время войны с Феррарой, так же отстранили дядю Юлия II, Сикста IV. Папа наложил на республику интердикт, но эта мера оказалась неэффективной. Если требовалось привести к покорности Венецию, требовались более радикальные методы. У Юлия не было ни военных, ни финансовых возможностей сделать это самому, зато они были у Людовика Французского и у Максимилиана Габсбурга. У них обоих имелись давние претензии на некоторые венецианские земли. И снова ожил прискорбный сценарий — для разрешения сугубо итальянских противоречий приглашались иноземные армии. Впоследствии папа горестно оправдывался: «Венеция, — писал он Джустиниани, — и себя, и меня сделала рабами всех и каждого — она закабалила себя попытками сохранить, а я — попытками отвоевать. Если бы мы были заодно, мы нашли бы способ освободить Италию от тирании чужеземцев». Замечание было верным, но жалобами делу не поможешь, и к осени 1504 года Юлий II объединил Францию и Священную Римскую империю против Венеции. Договор подписали 22 сентября в Блуа, где всего лишь пять с половиной лет назад Людовик заключал союз с представителями республики. Формально этот договор еще оставался в силе.