Обрученные с Югом - Пэт Конрой

— Ссора влюбленных? — спросил я у Шебы.

— Много хуже, — ответила она. — Тебе надо выплакаться, дорогой. Плачь столько, сколько душе угодно.

Она убежала в дом, чтобы принести брату стакан воды. Я обнял Тревора, дожидаясь возвращения Шебы. Вода помогла, но прошло еще несколько минут, прежде чем он смог говорить.

— Месяц тому назад мы с Найлзом были назначены кандидатами в члены братства, — начал он, дрожа всем телом. — Парни из всех чарлстонских школ, частных и государственных, мечтают вступить туда. Это большая честь.

— Ты мне об этом ничего не говорил, — заметила Шеба.

— Они взяли нас с клятву, что мы все сохраним в тайне. Это общество создано в тысяча восемьсот двадцатом году.

— «Миддлтонская ассамблея»? — спросил я.

— Откуда ты знаешь? — удивился Тревор.

— Мать всегда подозревала, что эта организация проникла в школы города, даже в «Пенинсулу», но не могла найти никаких доказательств.

— Нас представил и за нас поручился Чэд Ратлидж. Сегодня состоялась церемония посвящения. Я дико волновался. Найлз не мог поверить, что ему так повезло. Мы с ним чуть с ума не сошли от радости. На нас свалилась такая удача — это после нашей-то паршивой жизни.

— И что же произошло? — спросила Шеба. — Мне кажется, что-то ужасное.

— Нас повели на Митинг-стрит. Там находится какой-то зал конфедератов или что-то в этом роде. Собрались человек сто парней нашего возраста. На головах цилиндры, на лицах — черные маски. Все это походило на какой-то фильм. В полной тишине нас подвели к прыщавому парню, который стоял на кафедре. Всего нас, посвящаемых, было восемь человек. Шестерых приняли гладко, без сучка без задоринки. Члены братства проголосовали «за» — подняли большой палец. Репутация у этих шестерых безупречная. Обычное чарлстонское барахло: Приоло, Равенели, Гайярды, Уорли. Короче, они со всеми в зале состоят в родстве, и принять их в братство — пара пустяков. На этом первая серия закончилась, и началась потеха.

— А где был Чэд? — ледяным голосом спросил я.

— Я полагаю, в зале, как и все. Я не видел его. А может, его там вовсе не было.

— Будь уверен, он был, — возразил я. — Продолжай, Тревор.

— Ну вот, доходит очередь до меня. Я воображаю себе, что еще минута — и я буду вписан в историю Чарлстона, которая уходит в далекое прошлое. И меня охватывает чувство братства, совершенно незнакомое до сих пор. Тут парень за кафедрой говорит: «Мистер Тревор По является первым явным гомосексуалистом, который претендует на вступление в наше братство. Его мать — всем известная алкоголичка, его сестра — всем известная шлюха, его отец никому не известен и найти его нам не удалось. Как почтенное собрание проголосует за всем известного педика Тревора По?» Сам прыщавый проголосовал против. Все остальные тоже опустили палец вниз. Затем принялись за беднягу Найлза.

— По крайней мере, насчет сестры они сказали правду, — произнесла Шеба, трясясь от ярости, которую не могла сдержать.

— Перестань, Шеба. Это неправда. Не говори глупостей, — прервал я ее.

— Прыщавый парень на кафедре — боже, что за урод! — с серьезным видом зачитал по бумажке издевательским, гнусавым голосом: «Найлз Уайтхед провел жизнь, бегая из приюта в приют и разыскивая свою мать Брайт Уайтхед и бабушку Олу Уайтхед. Мы провели собственное расследование и обнаружили, что в газете „Чимни-Рок таймс“ опубликованы извещения о смерти обеих. Мистер Уайтхед не знает, как звали его отца. Родился мистер Уайтхед в лачуге на горе Блу-Ридж. В школе „Пенинсула“ он получил прозвище Горный Ниггер. Как почтенное собрание проголосует за кандидатуру Горного Ниггера Найлза Уайтхеда?» И снова — неодобрительный гул и пальцы, опущенные вниз. Четверо конвоиров выволокли нас с Найлзом на Митинг-стрит и бросили там, словно тюки с мусором. Мы так обалдели, что даже говорить не могли.

— А где сейчас Найлз? — спросил я.

— Я постоял и пошел домой. Когда оглянулся — Найлза нигде не было. Наверное, он не хотел слышать мой плач. Этого ему еще не хватало после всего, что мы пережили.

— Дело не в этом. Они сообщили Найлзу то, чего он не знал. Ведь они со Старлой держались на плаву потому, что верили: их мать и бабушка живы. Ты знаешь, что, когда Найлз родился, его матери было тринадцать лет? А бабушке — двадцать семь? Эти сволочи убили в Найлзе надежду, когда объявили о смерти его родных.

— Я попрошу Чэда Ратлиджа трахнуть меня, — сказала Шеба. — А сама отрежу ему член садовыми ножницами.

На крыльце нашего дома появился отец и встал между двумя магнолиями, которые, как колонны, возвышались по обе стороны от крыльца.

— Все нормально, ребята? — крикнул он.

— Все ужасно! — крикнул я в ответ. — Можешь подойти к нам?

Отец перебежал через дорогу. Очень кратко я изложил ему суть сегодняшнего происшествия. Он сильно рассердился — это ясно было по морщинам на лбу, которые стали глубже.

— Давайте зайдем к нам в дом. Вы погреетесь у огня, а я сделаю несколько телефонных звонков.

Я сидел возле камина рядом с совершенно раздавленными близнецами. Меня тронуло, что они держались за руки, глядя на огонь. Отец подошел к камину поворошить угли и подал близнецам по бокалу коньяка, чтобы те успокоили нервы.

— Сегодня был плохой день, Тревор, — сказал отец. — Но завтрашний будет еще хуже — только для Чэда Ратлиджа. Обещаю тебе. Чэд рассчитывает, что ему все сойдет с рук благодаря конспирации. Я сотру его в порошок. Думаю, директор школы сделает то же самое.

Шеба отпила глоток коньяка и, глядя на огонь, проговорила:

— Никогда в жизни я не чувствовала себя в безопасности. Только в этом доме мне спокойно.

Заслышав шум, я подошел к входной двери. Поглядев в щель между занавесками, увидел серьезное лицо Фрейзер Ратлидж. Едва я открыл дверь, она ворвалась в дом и бросилась прямиком к Тревору, который встал навстречу ей. Фрейзер приподняла его, как тряпичную куклу, и обняла. Он выглядел беспомощным и беззащитным.

— Я только что из своего братца вытрясла к чертям всю душу. Когда я узнала, что эти гады сотворили с тобой и с Найлзом, чуть с ума не сошла. Я сказала: мне стыдно, что в моих жилах течет кровь Ратлиджей, а потом плюнула Чэду прямо в лицо.

— Так, значит, Чэд был в этом замешан? — спросил я.

— Я услышала, как хохочут брат с отцом, и спустилась вниз. Чэд рассказывал отцу, что произошло на заседании «Миддлтонской ассамблеи». Все во мне оборвалось, когда я услышала это. Тревор, Шеба и ты, Лео, уж вы мне поверьте! Чэд уверяет, будто сделал это, чтобы защитить честь семьи. Никогда Ратлиджи не породнятся с горными ниггерами!

— А почему они издевались над Тревором? — спросил я.

— За компанию. Так веселее. А еще он был нужен для отвода глаз, чтобы Найлз ничего не заподозрил. Ему будет спокойнее, если его приглашают не одного, а с Тревором. — Она бросила мне черную маску, я поймал, удивленный. — Это сувенир от Чэда. На память о великом дне. Ему удалось растоптать единственного парня, которым обзавелась его уродина сестра.