Джек, который построил дом - Елена Катишонок

…Времени прибавилось – и все же не хватало. Химия подкашивала так, что Ян с трудом добирался до дому. Иногда заезжал к Юле, входил в пустую квартиру (ремонт убил запах Лориных пряностей) и ложился, сбросив куртку и ботинки. Просыпался в темноте, как только в замке поворачивался ключ. На следующий день отправлялся к китайцу – восстановиться после химиотерапии; помогало.

Китаец оказался симпатичным мужиком с живыми блестящими глазами. Был он немного старше Яна, что выяснилось при первом же перекуре на черной лестнице. Чжу Си вопреки своему имени («меня все американцы зовут Juicy») отнюдь не был сочным – под легким халатом видны были твердые, сильные мышцы. Коротко, на рубленом английском, рассказал об отце, профессоре-медике, который успел бежать с женой и сыном от культурной революции. Как добрались до Америки, как отец открыл свой первый офис и Чжу Си помогал ему – точки выучил еще в детстве, прадед и дед лечили иголками. Где сейчас отец? Умер, хоть и врач: «Я в детстве думал, врачи не болеют»… Офис перешел к Чжу Си. Большинство пациентов были свои, китайцы; потом заинтересовались и потянулись американцы. С самого начала жил в China Town – сперва в Нью-Йорке, потом здесь. Он кидал взгляд на часы, торопливо гасил окурок и прощался.

Вряд ли китайские иголки могли победить рак, однако химию переносить определенно помогали. Стойкое тепло разливалось по телу, появлялся бешеный аппетит, откуда-то брались силы; меньше болела нога. Лежа на жестком топчане в офисе Чжу Си, Ян обдумывал Михину идею – сделать выставку фотографий. Непрерывно звучала китайская струнная музыка. Мелодия не кончалась, а перетекала в следующую, почти не отличимую от предыдущей. Тема разветвлялась по законам орнамента, никогда не выходя из усыпляющего безмятежного узора. Такую музыку можно слушать не слыша, затейливые узоры переплетались, повторяли друг друга. Приемная набита людьми. Китайцы всегда сдержанны, молчаливы. Американцы держались раскованно, громко здоровались и никогда не опаздывали. Русских легко было узнать по неулыбчивым лицам и напряженному взгляду. Чжу Си как-то обронил: есть русские – и русские, другие. Китайцы – и китайцы. Культурную революцию делали одноклассники Чжу Си; китайцы уничтожали китайцев.

Умиротворяющая музыка не мешала терзать людей. Никакая музыка никогда не мешала убивать.

Кто придет на выставку неизвестного фотографа? Он представил тротуары в снегу, припаркованные машины. Люди зябко кутаются, проходят от одного снимка к другому, хмурятся. Кому нужна пестрота осени, нагая седина зимы, песок океана на глянцевой бумаге в рамке? Миха – другое дело. Рисунок или полотно создается один раз, и в этом счастье художника и его обреченность, будь это Моне, Питер Брейгель или Боттичелли. Сколько бы раз Моне ни писал мост в тумане или пруд с лилиями, все равно каждая картина неповторима. Правда, можно купить и в любой момент открыть альбом с репродукциями… Музыка продолжала тихо струиться из динамиков, но Ян уже не мог дождаться будильника.

Вместо выставки будет альбом.

Казалось бы, чего проще – выбрать фотографии, сложить их стопкой, сделать обложку и передать издателю вместе с чеком, остальное – дело типографии. Эти двое погрузились в работу, снова проживая свое сегодня.

Пустой апрельский пляж – океан – яркий ворох осенних листьев – Антон-подросток – Юлька с черными волосами, без седины – балкон в старом доме Алекса – Борис, возмущенно что-то говорящий Регине, пальцы веером – изумрудные волны Карибского моря – красиво смеющаяся мать, она почти не изменилась – Юлькина рука на памятнике «Katyn» – набухшие почки каштана – скамейка в старом парке, здесь Юлька потеряла перчатку – Кандорские, голова к голове, Наташа улыбается – Город: улицы, витрины, чужие лица – засыпанная снегом дорога – Кельнский собор – Лилиана в обнимку с Михой, ее волосы взметнул ветер – Яков, протирающий очки – Юлька с Лилианой за кофе – золотистая луковица на тротуаре – пруд и мокрая собака на берегу – две серьезные китаянки напротив светофора – дерево с круглыми желтыми листьями – летящий журавль –…

Яну приходилось часто вставать и делать несколько шагов по комнате. Нога болела постоянно, трудно было выбрать правильное положение. Скорее бы потеплело: тепло всегда помогало. «Ты все же скажи врачу про ногу», – беспокоилась Юля. «Сама скажешь, – Ян отмахнулся. – Нью-йоркские снимки включать?»

Они давно ходили к онкологу вместе. После каждого визита Юля рыскала по интернету, сравнивая цифры, симптомы и осложнения. На статистике старалась не концентрироваться, но не всегда получалось, особенно когда приезжала в Пряничный Домик и сталкивалась с Яковом. «А-а, здрасс-сть…» – бурчал он в ответ на «Добрый вечер, Яков Натанович» и хватался за сигареты. Хмурый старик без одной почки, после нескольких операций на «председательной» железе не только плевал на главный фактор риска – курение, но в свои семьдесят четыре года работал и не помышлял о пенсии. Разница с Яном – двадцать лет, и состояние старика внушало уверенность, что не так все мрачно…

В конце апреля был закончен Альбом. Где лучше можно было отпраздновать событие, как не в любимом городке на побережье? Солнце грело по-летнему щедро, но ветер, носившийся по пустому пляжу, пронизывал насквозь.

– Я бы сегодняшние снимки тоже включил, – вздохнул Ян. – Вообще мы много оставили за бортом; жалко.

– Мне тоже. Но почему бы не сделать новый альбом?..

Он остановился.

– Не успею.

– Не думай об этом. Просто делай.

Самообман? Пусть так. Иллюзия? Как бы то ни было, сил прибавилось. Ян откидывался в кресле, массируя больную ногу. Вспомнил, что не написал Михе.