Царица Шаммурамат. Полёт голубки - Юлия Львофф

Зиккурат — ступенчатая семиэтажная башня — рос как будто прямо из земли, задуманный дерзким воображением зодчих, и теперь люди могли предвидеть не только его грандиозные размеры, но и небывалую красоту строения. Царица не жалела ни золота, ни серебра, ни бронзы, чтобы сделать его ещё более великолепным. На двери и потолки будущего храма шла ценная привозная древесина: сенирские кипарисы, ливанские кедры, васанские дубы; скамьи делали из букового дерева с оправой из слоновой кости с Киттимских островов; голубые и пурпурные ткани с островов Элисы и узорчатые полотна из Египта были предназначены для покрывал и занавесей. Лучшие ваятели и ювелиры изготовляли истуканы и утварь для многочисленных помещений храмового города. Не жалея средств на строительные работы и щедрые дары аккадским храмам, царица Ассирии не только подчёркивала свою власть над Аккадом, но и стремилась завоевать любовь аккадского народа. Ей предстояло также выполнить ту часть договора, скреплённого печатью Нина, в которой речь шла о восстановлении древнего аккадского праздника акиту. Именно поэтому царица требовала от наблюдавших за строительными работами чиновников завершить возведение зиккурата до наступления месяца нисану — ведь с этого, первого в месопотамском календаре, месяца традиционно начинался Новый год. А с ним — согласно древней традиции — и правление нового царя Аккада. И лишь несколько человек из близкого окружения ассирийской властительницы знали, что с нового года на трон Аккадского царства взойдёт женщина.

Некоторые же подданные и особенно жрецы недоумевали: как можно проводить праздник акиту без участия царя? Шаммурамат, разумеется, предвидела этот вопрос и её ответ для многих оказался ошеломляющим, хотя и справедливым по сути:

— Избранницу царя, с которой он восходит в храм Мардука, называют «божьей невестой» не потому ли, что священным браком она сочетается с самим богом? Тогда для чего мне царь?..

И вот наступил знаменательный день. После того, как в ниневийский дворец прибыл гонец из Аккада с вестью о том, что вершину зиккурата наконец увенчала башня с храмом, Ану-син с большим торжеством выехала из Ассирии в Аккад.

Возвращение истукана бога Мардука на аккадскую землю было осуществлено в строгом соответствии с церемониалом, тщательно разработанным ещё при Нине. Из столицы Ассирийского царства процессия на лодках двинулась вниз по Быстрой реке, а затем по каналу Нар-шарри («Царская река») и Великой реке добралась до того места, гда раньше находился Баб-или. По всему пути следования в жертву богам приносили ягнят и быков, курили фимиам. Процессию сопровождали отборные ассирийские отряды под командованием Алпурру. День и ночь играла музыка. Жители близлежащих городов и селений выходили навстречу процессии, чтобы приветствовать Бэла-Мардука — главного бога и покровителя Аккада.

Истукан божественного Мардука, изображённого в длинном одеянии, украшенном звёздами, был отлит из чистого золота и подавлял своими гигантскими размерами. В правой, опущенной руке бог держал бумеранг, в левой — знаки своей власти: жезл и кольцо; голову с необыкновенно большими ушами (у аккадцев не мозг, а именно уши считались вместилищем разума и духа) венчала корона из перьев.

И вот Мардук торжественно вступил в свои владения, а вместе с ним на освящённую ритуалами землю храма ступила и нога Ану-син. Здесь было множество людей — такого многолюдного собрания Ану-син никогда не видела, даже в дни праздников на теменосе перед храмом Иштар, Дарующей воду. Здесь же, перед недавно возведённым зиккуратом, увенчанным святилищем Мардука, собрался весь цвет ассирийской и аккадской знати. Были в толпе и простолюдины, и рабы, и чужеземцы, и кого тут только не было! И все смотрели на неё — на царицу Шаммурамат. Смотрели с волнением, восторгом и надеждой. Ану-син, в многослойных, пышных, тяжёлых от драгоценных украшений одеждах, но с одной лишь прозрачной вуалью на лице, милостиво улыбалась. Те, на кого она обращала свои чарующие взоры, тоже невольно расплывались в улыбках и посылали ей вслед сердечное божье благословение.

Когда Ану-син в сопровождении жрецов Мардука появилась во дворе зиккурата, раздались протяжные звуки труб, и все собравшиеся пали ниц перед торжественным шествием. Миновав длинную дорогу процессий, украшенную бронзовыми изваяниями крылатых быков и драконов, Ану-син достигла высокой лестницы, ступени которой, опоясывая каждую башню зиккурата, вели к святилищу. Здесь её ждал верховный жрец Бэла-Мардука — представительный на вид человек, не очень высокого роста, но соразмерной полноты. Глаза первосвященника огибали широкие чёрные брови: он смотрел из-под них одновременно и строго и кротко.

Ополоснув лицо и руки ароматной водой из поданной жрецом чаши, Ану-син повторила за ним слова из гимна во славу Мардука, за которыми последовала клятва на древнем непонятном ей языке. Ану-син понимала лишь то, что сейчас она дала обет молчания: что бы ни довелось ей увидеть в нухаре башни Мардука, это останется в ней и умрёт вместе с ней. После этого она начала медленно, поддерживая руками подол царской мантии, подниматься по лестнице. Всё было ей знакомо: точно так же всходила она когда-то на вершину зиккурата в храме Иштар, Дарующей воду, так же ей воздавали почести оставшиеся внизу жрецы и паломники, так же распевал гимны храмовый хор, — и вместе с тем непривычно волнующе. Ведь она поднималась к святилищу самого Мардука, чтобы провести там ночь в присутствии некоего божественного явления! Что сулила ей эта ночь? Какие тайны могли открыться ей? И что скрывалось за той древней клятвой, которую произносили «божьи невесты» и которая налагала на их уста печать вечного молчания?..

Наконец Ану-син вошла в нухар; на алтаре ярко горело священное пламя. Его свет не достигал дальних стен, и Ану-син не сразу смогла разглядеть занавес, за которым находилось ещё одно помещение. Зайдя за этот занавес, она очутилась в небольших уютных покоях, своим убранством напоминавших спальные: об этом свидетельствовало широкое и низкое ложе под расшитым полотняным пологом на четырёх столбиках. Балдахин украшали наверху два полузмея-полугрифона, искусно отлитые из чистого золота. Покои, тихие, укромные, таинственные, слабо озарялись единственным светильником. Оглядевшись, Ану-син села на ложе и приготовилась ждать.

Неизвестно, сколько времени прошло с тех пор, как Ану-син вошла в святилище, но вот двери растворились бесшумно и словно сами собою, и в нухаре появилось странное существо. Как будто похожее на человека, оно тем не менее имело невероятно длинные конечности и крылья за спиной, от которых исходило голубоватое сияние.

Глазам Ану-син стало даже больно от этого сияния, и она опустила голову. Душа её была в смятении и страхе. В предчувствии чего-то волнующего, необычного, часто и гулко забилось сердце.

Не звук шагов, а колебание воздуха дало ей понять, что загадочный и вместе с тем пугающий посетитель вдруг оказался рядом с ней. Ану-син вскинула на него глаза и убедилась, что вблизи существо, поначалу нагнавшее на неё столько страха, мало чем отличается от обыкновенных людей. Это был человек, и Ану-син была с ним знакома. Сияние рассеялось и погасло; конечности укоротились до размера рук и ног обычного взрослого мужчины. Перед Ану-син стоял… Латрак.