Спасти шпиона - Данил Корецкий

Мистера и миссис Джордан «опекун» пока что никак не выделяет среди прочих… Да и с какой стати? Обычная американская пара: миссис Джордан интересуют антикварные и букинистические магазины, рестораны, клубы, бутики; мистер Джордан свободное от экскурсий время посвящает походам на Митинский и Савеловский радиорынки, где продается фантастически дешевое по американским меркам программное обеспечение… Янки, ох уж эти янки!

Опекун не знает, что под фамилией Джордан скрываются Изабелла Хондерс и Роберт Ковальски, иначе он бы изменил свое мнение, а к туристам с поддельными паспортами приставили бы персональное наблюдение.

Сегодня утром Изабелла встала с головной болью и першением в горле. Роберт попросил у консьержа градусник, измерил ей температуру: тридцать семь и три десятых! Было решено не ехать с группой на экскурсию в Сергиев Посад и остаться в номере. Она приняла двойную дозу аспирина, Роберт позвонил в бар, заказал подогретого вина, коньяк, лимон, кое-каких специй и большую фарфоровую кружку с толстыми стенками. Он быстро соорудил ей питье, что-то наподобие пунша, и, пока Изабелла пила, укутанная в два свитера и шерстяной плед, нервно вышагивал из угла в угол гостиной. Конечно, операция не может сорваться из-за легкого недомогания и небольшой температуры, это исключено. Но если к вечеру ей станет хуже? Если температура поднимется до тридцати девяти и выше?.. Сможет ли тогда Иза отыграть свою партию без запинки, как этого требует Лернер? Найдет ли в себе силы? Впрочем, другого выхода у нее нет. Роберт посмотрел на часы. Двенадцать ноль пять. Боевая операция началась. Уже невозможно что-то изменить, поправить или, тем более, отменить.

Иза забралась с ногами в кресло, вторым свитером Роберт заботливо укутал ей обтянутые толстыми колготками ступни. Иза благодарно улыбнулась и уткнулась в толстый журнал, украдкой наблюдая за своим напарником. Она видела, что тренировки в Кеннеди-Центре не прошли даром: даже сейчас Роберт, обеспокоенный, взвинченный, в «неконтролируемом режиме», двигался плавным пружинистым шагом, словно Лернер был где-то рядом и в любую минуту мог окрикнуть: «Не бежать, Ковальски! Не суетиться! Вы не на спортивной площадке!»

Между ними не завязалось никаких романтических отношений – ни тогда, в Вашингтоне, ни теперь, в Москве. Приятельские – возможно, да. Было два или три уютных вечера, которые они скоротали у телевизора с бокалом вина, пара неофициальных реплик, выдающих дружескую симпатию. Не более того. Что ж… Роберт недурен собой, чистоплотен, умеет пошутить и сгладить случайную неловкость; Изабелла… ммм, она тоже недурна (кстати, темные волосы ей очень идут), тоже умеет пошутить и тоже умеет сгладить неловкость. Вот так. Возможно, они слишком похожи друг на друга? Возможно. Или, может, сказывается излишнее волнение – ведь для Роберта и Изы это первая работа «на холоде». Неважно. Изабеллу Хондерс существующее положение вещей вполне устраивало. Да и Роберта, видно, тоже.

В двенадцать десять, как раз в то время, когда Лернер заканчивал бриться, а Халева принимала ванну у себя в «Национале», Иза отложила свой журнал в сторону, поставила пустую чашку на поднос и сказала:

– Все будет хорошо, Роберт, не волнуйся. Мне уже лучше. И перестань, пожалуйста, метаться, как тигр в клетке…

* * *

Не первый, не второй и даже не третий секретарь посольства США в Москве, а – увы! – обычная секретарша отдела культуры Мэри Бинтли закончила печатать пресс-релиз ровно на полтора часа позже, чем нужно. Последние листки еще выползали на лоток принтера, когда она позвонила шефу:

– У меня все готово, мистер Колдман.

Колдман явился через минуту, злой как черт и красный, как бакинский комиссар.

– Вы меня угробите! – прорычал он, хватая распечатанный релиз и потрясая им в воздухе. – Уже угробили! Конференция в четыре часа! В четыре!!.. А нам нужно еще успеть развезти это по редакциям!

Мэри Бинтли пододвинула к себе следующую стопку бумаг с правками и быстро взглянула на часы. Было три минуты первого. Время отсчета пошло. По сравнению с предстоящей операцией, то, о чем кричал шеф, представлялось совершеннейшей мелочью, не имеющей никакого значения. «Жирный кретин», – только и подумала она. А вслух сказала:

– В таком случае, насколько я понимаю, развезти релиз следовало еще вчера. Вчера он у вас не был готов, мистер Колдман, – заметила Мэри, выстукивая частую дробь по клавишам компьютера. Шеф на какое-то время онемел от возмущения, и она продолжила: – К тому же я нашла и поправила в тексте семь грубых грамматических ошибок. Думаю, русских журналистов они очень позабавили бы.

Тут фонтан Колдмана все-таки прорвало, и он взвился, клокоча и пенясь бурной пеной. Но очень скоро иссяк. Колдман вдруг вспомнил свой недавний разговор с главой миссии, в котором тот настоятельно советовал ему отправить в Вашингтон на конференцию по электронным СМИ именно эту стервозу Бинтли… хотя в отделе был полный завал, заменить ее было некем, и посол знал об этом. А ехать на конференцию вообще-то должен был сам Колдман, он даже договорился о нескольких встречах… Но поехала Бинтли. И с тех пор ведет себя так, словно ей все сойдет с рук. Да-да… Раньше Колдман просто не придавал этому значения. В отличие от многих сотрудников посольства, он никогда не был связан с ЦРУ, типичный «плюшевый тедди», «честняга», как снисходительно называют в Фирме сотрудников посольства, для которых рабочее место является не прикрытием, а тем, чем оно и должно являться, – работой. Потому он так долго пребывал в наивном неведении и только сейчас вдруг понял: Бинтли в общем-то уже не его подчиненная, и он может кричать сколько угодно, хоть сплясать перед ней танец с саблями, – ей плевать.

И он был прав. Мэри даже не слушала его, спокойно занимаясь своим делом. Когда Колдман ушел к себе, громко хлопнув дверью, она перестала печатать, встала из-за стола и подошла к окну. На автостоянке в посольском дворике трепались два механика в теплых комбинезонах. Они зябко ежились, делали движения руками и переступали с ноги на ногу, словно танцевали какой-то забавный ритуальный танец. И время от времени громко ржали, выпуская изо рта густые облачка пара. Неожиданно к ним подошел Фил Монроуз, ее кавалер на сегодняшний вечер. И тоже принялся переступать с ноги на ногу, двигать руками и ржать. «Вот идиот, ему все нипочем», – подумала она с невольной завистью. Уже два года Фил работает дипкурьером, но ведет себя по-прежнему, как служащий гаража: дружит с механиками, ездит с ними на рыбалку, смотрит футбол и дует пиво ящиками. Мэри никогда не интересовалась парнями в спецовках, для которых смысл жизни заключался в футболе и пиве, по этой причине с Филом она практически не была знакома, хотя оба работали в посольстве не первый год. И вот на тебе, подарок судьбы…

Фил заметил ее в окне и помахал рукой. Она вяло махнула в ответ. Фил что-то сказал механикам, они опять заржали, как кони.

Мэри отошла от окна.

Предусмотрительный Лернер предписал им время от времени демонстрировать, якобы невзначай, наличие некой интрижки. Неизвестно, как понимал Фил слово «интрижка», но вел себя так, будто мимоходом отымел ее во время обеденного перерыва и теперь, когда видит ее, вспоминает подробности этого акта. Но, надо отдать должное Лернеру, в последнее время неотесанный Фил изменился в лучшую сторону: он очистил свою речь, не сутулился, не загребал ногами во время ходьбы, как раньше, научился подавать даме пальто так, что ей не приходилось мучительно искать рукава, и даже его ботинки стали как будто немного чище.