Башня шутов - Анджей Сапковский

– Никаких «тем не менее», – снова обрезалепископ. – Силезией правлю я. Хотите вести переговоры – ведите со мной.Пан или пропал.

Чех долго молчал. Наконец сказал:

– Любите, ох любите вы это, преподобные. Обожаетеуправлять, вмешиваться в политику, совать всюду нос и лезть пальцами. Поверьте,для вас будет страшным ударом, если кто-нибудь наконец лишит вас власти,отнимет, вырвет из загребущих лап. Как вы это переживете, а? Представляетесебе? Никакой политики. Целый день, от заутрени до комплеты, ничего, толькомолитва, покаяние, проповеди, дела милосердия. Как вам это нравится? Вашеепископское преосвященство?

– Это вам видится что-то подобное, – высокомернозаявил Пяст. – Только руки у вас коротки. Сказал когда-то какой-то мудрыйкардинал: собака лает, караван идет. Нашим миром владеет и будет владеть Рим. Ябы сказал, того хочет Бог. Но не стану поминать имени Бога всуе. Поэтому скажутак: справедливо, чтобы власть была в руках самых достойных людей. А кто болеедостоин, если не мы? А? Может, вы, рыцари?

– Найдется, – не сдавался чех, – какой-нибудьсильный король либо кесарь. И тогда кончится…

– Все кончится Каноссой, – в очередной раз прервалепископ. – У тех же стен, у которых стоял Генрих IV Германский. Этот«крепкий» король, как вы помните, требовал, чтобы духовенство, не исключая папыГригория VII, перестало лезть в политику и от заутрени до комплеты занималосьисключительно молитвами. И что? Напомнить? Спесивец два дня стоял босым наснегу, а в замке папа Григорий тем временем смаковал роскошные блюда иотведывал хваленые прелести маркграфини Матильды. И на этом покончим с пустойболтовней. Вывод: не следует поднимать на Церковь голос. Мы всегда будемправить и управлять. До границ мира и конца света…

– И даже дальше, – ядовито вставилСтенолаз. – В Новом Иерусалиме, златом граде за яшмовыми стенами, тоже укого-то в руках должна быть власть.

– Вот именно, – фыркнул епископ. – А длясобак, которые лают и воют, как всегда – Каносса! Покаяние, стыд, снег иперемерзшие ноги. А для нас теплые покои, теплое тосканское вино и пылкаямаркграфиня в пуховой постели.

– Там у нас, – глухо сказал чех, – Сиротки итабориты уже точат клинки, уже готовят цепы. Уже смазывают оси телег. Вот-вотсюда нагрянут и отберут у вас все. Вы потеряете дворцы, вино, маркграфинь,власть и, наконец, ваши якобы столь ценные головы. Так будет. Я сказал бы, что,видимо, того хочет Бог, но не стану упоминать имени Его всуе. Поэтому скажу: сэтим надо что-то делать. Противодействовать.

– Ручаюсь вам, святой отец Мартин…

– Да оставьте вы, – взорвался чех, – в покоемир со святым отцом, королем Зигмунтом и всеми князьями Империи, со всей этойверещащей европейской ярмаркой. С очередными легатами, регулярно расхищающимивсякий раз заново собираемые на круцьяту деньги! О муки Господни! Вы требуете,чтобы мы ждали, пока наверху не придут к какому-либо согласию? А там ежедневносмерть смотрит в глаза!

– Нас, – проговорил Стенолаз, – вы не можетеобвинить в бездействии, господин. Мы, как вы сами признали, действуем.Беззаветно молимся, наши молитвы бывают услышаны, грешников настигает кара. Ногрешников много, да и новые постоянно прибывают. Мы просим вас не прекращатьпомощи.

– То есть вам нужны новые имена?

Ни епископ, ни Стенолаз не ответили. Чех же явно не ожидалответа.

– Мы сделаем, – сказал он, – все, что в нашихсилах. Передадим списки гуситских сторонников и торгующих с гуситами купцов,приведем имена… чтобы вам было за кого молиться.

– А демон, – чеху и на этот раз никто неответил, – демон, как обычно, ударит без промаха и неотвратно. Ох нужнабыла бы, нужна бы была такая акция и у нас…

– С этим, – жестко сказал Конрад, – сложнее.Уж кому-кому, как не вам, лучше знать, что у вас сам дьявол не в силахразобраться в хаосе фракций. И не угадаешь, кто кого и против кого держится идержится ли во вторник с теми же самыми, которых держался в понедельник. ПапаМартин и король Зигмунт хотят договориться с гуситами. С разумными. С такими,как вы, хотя бы. Думаете, мало было охотников покончить с Жижкой? Мы не далисогласия. Ликвидация определенных лиц грозила хаосом, полнейшей анархией. Никороль, ни папа не желают видеть подобное в Чехии.

– Болтайте об этом, – пренебрежительно фыркнулчех, – с легатом, с Орсини, а меня от подобной пустой болтовни увольте… Ишевельните же немного, епископ, вашими якобы ценнейшими мозгами. Подумайте обобщем интересе.

– Кого-то надо… прикончить? Вашего политического илиличного врага? И что это за интерес?

– Я вам говорю, – чех и на сей раз не обратилвнимания на насмешку, – что табориты и Сиротки поглядывают на Силезиюжаждущим оком. Одни желают обращать, другие просто колошматить и грабить.Двинутся того и гляди, сорвутся с мечом и огнем. Мечтающий о христианскомпримирении папа Мартин будет за вас в далеком Ватикане молиться, жаждущийдоговоренности Люксембуржец будет в далекой Буде рвать и метать. АльбрехтРакусский и епископ Оломунца облегченно вздохнут, поскольку свалилось все этоне на них. А вас тем временем будут здесь обезглавливать, сжигать в бочках, насаживатьна колья…

– Ладно, ладно. Успокойтесь. Все это у меня во Вроцлавена картинах изображено в каждой церкви. Вы хотите, если я верно понимаю,убедить в том, что неожиданная смерть нескольких крупных таборитов убережетСилезию от нашествия? От апокалипсиса?

– Возможно, не спасет, но, во всяком случае, оттянет.

– Без обязательств и обещаний: о ком может идти речь?Кого потребовалось бы прикончить? То есть, простите lapsus linqua,[356]кого упомянуть в поминальных молитвах?

– Богуслава из Швамберка, Яна Гвезду из Вицемилиц,гетмана градецкого Яна Чапека из Сана, оттуда же и Амброжа, бывшего приходскогосвященника в церкви Святого Духа. Прокопа по прозвищу Голый. Бедржиха изСтражниц…

– Помедленнее, пожалуйста, – посоветовал Стенолаз. –Я записываю. Однако извольте, пан, сконцентрироваться на районе Градца-Кралове.Мы попросили предоставить перечень активных и радикальных гуситов из районаНахода, Трутнова и Вимбурка.

– О! – воскликнул чех. – Вы что-топланируете?

– Тише, пожалуйста.

– Я хотел принести в Прагу радостную нов…

– А я говорю, потише, пожалуйста.