Книга историй - Аракел Даврижеци

о мощах святого Иоанна Предтечи, исстари хранившихся в старой Джуге, которые были обретены в последнее время

В то время когда царь персидский, именуемый великим шахом Аббасом первым, изгнал джугинское население из старой Джуги и, погнав, переселил их в страну персов, в город Исфахан, жители Джуги не смогли собрать и увезти с собой весь скарб свой и имущество, ибо повеление царя сановникам было жестоким и они мечами торопили их поскорее подняться с места и пуститься в путь. Поэтому они не смогли взять с собой имущество свое; каждый сделал тайник и подпол в домах, в ямах, во рвах и в удобных местах, спрятал там [свое имущество], и, оставив [все] так, они ушли. Обитатели и поселяне окрестных деревень, расположенных близ старой Джуги, знали о тайниках, сделанных джугинцами, поэтому они без конца приходили, допытывались, искали, рыли землю и камни, чтобы найти что-либо; и многие находили множество вещей.

Случилось так, что некий муж, иноплеменник и /523/ магометанин по вере, из селения, называемого Меграм, придя в старую Джугу с целью поискать и найти что-либо, вошел в церковь, называемую Верхним Катаном. Там во время поисков он нашел в восточной стене главного хорана глиняный сосуд, а в этом сосуде — маленький деревянный ларец, то есть кути; когда он достал деревянный ларец из глиняного сосуда и открыл его, тотчас же оттуда пошел сильный и приятный запах, поэтому тот иноплеменник в [глубине] души понял, что это мощи святого. Были в ларце маленькие и большие кусочки костей, а вместе с ними и кусочек пергамента, на котором было что-то написано. И человек тот, взяв ларец с костями и пергаментом, понес к себе домой, чтобы обдумать, что ему делать. Оставались мощи у него дома много дней, и день ото дня стали уменьшаться его имущество и доходы, а скот и животные подыхать, и все, что было у него, иссякло, и даже сыновья его умерли. Придя в себя, человек этот понял, что все эти беды, приключившиеся с ним, от мощей, поэтому он тут же вынес мощи из своего дома и понес их далеко в открытое поле и спрятал где-то в куче камней, надеясь, что, быть может, гнев Божий оставит дом его. Однако гнев Божий его не оставил.

Потом пришел этот иноплеменник в прославленную обитель — монастырь святого Первомученика, расположенный в селении, называемом Дарашамб[425], и там сообщил все подробности какому-то епископу, по имени Шмавон, с которым тот иноплеменник был издавна знаком, а епископ наказал принести все к нему. И когда этот иноплеменник принес ларец и отдал епископу и как только открыли его, тотчас же заблагоухало и чудесный запах наполнил комнату; [епископ] увидел кусочки мощей /524/ и, взяв лист пергамента, прочел следующие слова, написанные на нем: «Это частица мощей святого Иоанна Предтечи, которую Григор Лусаворич привез в Армению и поместил в городе Храме, а во время разорения города Храма в 421 году армянского летосчисления (972) перевезли ее в Джугу[426]». Вот эти слова были написаны на пергаменте. Епископ Шмавон возблагодарил бога за обретение мощей святого Иоанна и, исполненный великой радости, уговорил иноплеменника и, дав ему кое-что, взял у него мощи, и человек тот ушел восвояси.

Спустя несколько дней об этом стало известно джугинскому населению, переселившемуся в Исфахан, начальником и главой которого был ходжа Назар, и не только джугинцам, но и всем христианам-армянам, проживающим под властью персов. И поскольку ходжа Назар был весьма могуществен и знаменит и еще потому, что его любил царь персидский шах Аббас, этот ходжа Назар послал каких-то мужей из джугинцев к епископу Шмавону и со словами угрозы и устрашения просил [послать] частицу мощей. Посланцы ходжи Назара, приехав, потребовали у епископа частицу мощей, и епископ, оробев от страха перед ними, не смог спрятать или спасти [мощи] от джугинцев и решил отдать мощи им. Но большой кусок мощей он тайком оставил у себя (это была головка лопатки, являющаяся гнездом для круглой кости, что находится на плече), а все остальные частицы и пергамент с письменами, положив в тот же ларец, отдал джугинцам, которые повезли их ходже Назару в Исфахан.

Епископ Шмавон продержал ту [частицу] мощей при себе до сего времени, когда идет /525/ 1103 год армянского летосчисления (1654). В это же время великий вардапет Иакоб, который тоже был джугинцем, восстанавливал с неисчислимыми расходами и великим трудом тот самый монастырь святого первомученика Степаноса: он заложил церковь из тесаного камня с основания до верхушки, взялся за дело и обновил все с самого основания — и ограду, и остальные строения внутри [ограды]. А епископ Шмавон, придя к великому вардапету Иакобу, рассказал ему о мощах и сказал: желаю-де сделать крест в память о себе и положить туда те мощи. Вардапет разъяснил епископу, что нет такого предписания в канонах, чтобы мощи святых заключать в крест, а [надо класть их] в какой-либо ларец. Поэтому сделали для мощей ларец серебряный в форме кирпича, позолотили его, вставили драгоценные камни и положили туда мощи святого Иоанна Предтечи. И на ящике написали коротко о всех этих событиях и происшествиях и поместили его в том монастыре святого Первомученика вместе с другими, собранными отовсюду святынями, находящимися там и являющимися заступниками всех христиан, паче всего же стражами и гордостью страны армян, врачующими всевозможные раны всех обращающихся к ним угнетенных, коими прославляется имя господа нашего Иисуса Христа благословенного во веки веков. Аминь.

/526/ ГЛАВА 44

История мученичества невинного мальчика Николайоса

Блаженный мученик Николайос был [уроженцем] города Тигранакерта, который нынче называют Амидом; родился и был вскормлен в том же городе. [Это был] стройный мальчик, лет пятнадцати, приятной наружности, сын христиан и по происхождению армянин.

Однажды, в то время когда Николайос по всегдашнему обычаю своему бродил по рынку, один человек, магометанин по вере, которого звали Махметом, подойдя к Николайосу, начал гладить рукою лицо его, обнимать, [объятый] порочным вожделением, постоянно проявляющимся и ставшим обычным у магометан. Николайос же, сильно разгневавшись, в замешательстве отгонял его прочь. Был там еще один магометанин, которого тоже звали Махметом; этот Махмет, который только что баловался с Николайосом, сказал ему о том Махмете, мол: «Почему это ты с тем Махметом предаешься любви и совокуплению, а со мной нет?» А Николайос сказал: «Вот с твоей матерью и его я это сделаю». И тотчас же этот Махмет сказал людям, [стоявшим] поблизости, и лавочникам: