Соната лунной принцессы - Лоуренс Алистер

— Молодо выглядим? — С иронией переспросил я, вроде уже не дети, но приятно, что хорошо сохранились.

— Сами понимаете, сейчас не поймешь кому, сколько лет, из-за энергии ану. — Девушка улыбнулась и оставила нас.

От ее слов я оторопел, на затылке неприятно зашевелились волосы.

«Стоп. Одну минуточку. Что же получается, Россия тоже использует пожирателей, чтобы продлевать жизнь одних людей за счет жизней других? Надо бы поинтересоваться у капитана, так, между прочим. Ладно, не время размышлять о глобальном в этот прекрасный миг, поживем — увидим». — Угомонить внутреннего Шерлока Холмса не составило труда, но неприятное беспокойство в душе осталось.

Я огляделся вокруг. Ничем не примечательное заведение на окраине парка, только чучело орла и шкуры животных придавали ему некий горный колорит. Больше, ни намека на принадлежность к Кавказу.

— Красивая уточка. — Девушка принесла заказ. — У нее есть имя?

— Спасибо. Это мой любимый выиграл ее для меня. Да, есть, его зовут мистер Кря. — Ответ Лиз звучал несколько смущенно.

— Нет, так не пойдет! Это же ресторан грузинской кухни. Ему бы больше подошло — мистер Кря-крядзе. — Официант приветливо улыбнулась. — Смотрите, какой джигит. Не утка — орел! Приятного аппетита!

Элизабет достала из сумочки маленький зеленый кошелек для монет в виде лягушонка, купленный накануне, и положила его рядом с игрушкой, уложив одно крыло птицы на полуоткрытый кошелек. Я же, завершил композицию, пододвинув под второе крыло — бокал с пивом. Вот теперь — точно, настоящий мистер Кря-крядзе.

— А это тебе… — Лиз достала из кармана маленький зеленый листок — лориэнский лист — эльфийскую брошь, точь-в-точь, как в фильме «Властелин колец». — Пусть он хранит тебя, когда будет трудно… — По-моему эти слова она и взяла из фильма.

Я принял подарок. — «И когда только она успела купить его? Точно, пока я стоял в очереди за билетами. Неподалеку от кассы как раз расположилась сувенирная лавка». –

Мне-то думалось, что там одни магнитики, футболки и открытки с символикой города и его чарующими видами.

— Спасибо, солнышко…

Под вечер Лиз казалась совсем уставшей. Оно и понятно — столько новых впечатлений: смотровая площадка, музей космонавтики, конные прогулки. Нам даже удалось посидеть за штурвалом машиниста поезда, пусть и на визуальном тренажере полного погружения. Картинка, посылаемая напрямую в мозг, настолько яркая, что трудно не поверить в ее реалистичность.

Мне хотелось дать Элизабет как можно больше тепла. Дать ей все то, чего у нее никогда не было: детства, друзей, любви. Ей никогда не дарили цветов, она не держала в руках воздушный шарик, не каталась на аттракционах в парке развлечений… Только одиночество и боль. У меня было намного больше: родители, друзья, дом, хоть и жили мы небогато.

Да, согласен, моя жизнь в Далласе тоже не сахар, но отец делал все возможное, чтобы хоть немного сделать нас с сестрой счастливее, пусть наша лавочка и не имела много прибыли. А у Лиз не было никого… У Лиз вообще не было детства. — «Обещаю, Лиз… Теперь все будет по-другому…»

— Проголодалась? Закажем чего-нибудь вкусного на дом? — Поинтересовался я.

— Прости… Я не голодна. Что-то мне нехорошо. Хочется спать.

Действительно, поход выдался весьма утомительным. Ноги гудели от усталости, но все же этот день запомнился.

— Устала. Столько всего за один день. Поспи.

— А ты? Я пока не хочу спать. Закажу себе пиццу, пожалуй… Выпью пива… И приду к тебе. Хорошо? Сон не идет в голову. Буду ворочаться из стороны в сторону, да и только.

Лиз одобрительно кивнула. Девушка знала — я не любил насиловать себя сном. Заставлять себя уснуть вопреки желанию организма — не самое лучшее занятие.

Мы вернулись домой. Дождавшись пиццы, я приступил к трапезе, по обыкновению созерцая вечернюю Москву, предаваясь воспоминаниям и читая дневник. При погашенном освещении город вновь раскрывал все свои прелести, и это немного радовало меня, отвлекало от вопроса, что за странные сны видит Лиз.

Однако, ближе к полуночи погода поменялась и ночной город, мерцание его огней, его дыхание и движение погрузились в молочную туманную пелену, словно призрак пожирателей из Далласа добрался и сюда. Казалось, что еще немного и завоют сирены, а женский роботизированный голос возвестит о вторжении. Но, все это только мои воспоминания, и меньше всего мне хотелось, чтобы они снова воплотились в реальность.

Я до сих пор помню вой сирен при каждом появлении ану — пронзительный, тревожный, пугающий. Звук, который нельзя забыть. Он будет сниться по ночам до самой смерти. Навсегда, подобно радиации, проникшей в суставы и кости, в памяти отпечатались суматоха, страх в глазах и желание укрыться, сбежать куда угодно, только бы не попасть под удар, стремление выжить любой ценой, порой и ценой смерти ближнего. Паника не знает пощады, когда обезумевшая толпа нескончаемым потоком, не щадя слабых, пробирается к спасению. Пусть, все это и в прошлом, но раз за разом память воскрешает эти роковые воспоминания.

Отчаянные вопли людей, чудовищная давка перед воротами убежища в желтом секторе. Я, сестра и отец среди них. Помню теплую мягкую руку сестры и жесткую, мозолистую отца. Как он толкнул нас вперед, когда толпа навсегда вырвала его руку из моей.

— Позаботься о сестре! Встретимся позже! — Прокричал он.

Больше я не видел его. Отца забрали пожиратели, как и сотни тех, кто был рядом, кто не успел и был брошен на произвол судьбы, когда ворота закрылись перед самым носом, чтобы спасти тех, кто был внутри. Но им повезло умереть быстро, нежели тем, кто остался зажатым между створками. Я до сих пор слышу по ночам их крики о помощи.

Молодая девушка с темными волосами долго кричала от боли, когда многотонные створки захлопнулись. Она, истекая кровью, карабкалась, словно пытаясь освободиться из тисков, накрепко стиснувших ее тело по животу, потом, опустилась в лужу багровой крови, словно потеряла сознание, но на мгновение, в предсмертной агонии прокричала: «Спасите мою малышку».

Мы же в страхе отступили назад и только мужчина-военный, ко всеобщему ужасу поведал, девушка была беременна. К сожалению, ее передавило в аккурат по животу, не оставив ни единого шанса ни ей, ни ребенку. Его головка торчала наружу из разорванного чрева матери, вместе с внутренностями.

— А ты бы смог? — В моей голове, словно звучал голос сестры. — Смог бы закрыть ворота и убить сотни, если не тысячи?

— Не знаю… — Ответил я, словно живому человеку, прекрасно понимая, мы одни и сестра по ту сторону границы, за стеной, если она вообще до сих пор жива, разумеется.

— Кто ты? — Спросил