Шут и слово короля - Наталья Сапункова

— Ты не понимаешь. Мне это все равно — теперь. А вот раньше…

— А это уже неважно. «Раньше» закончилось, есть только «теперь», — он прижал её к сее, поцеловал.

— Тут и твое тоже, — Аллиель показала на сундук.

Эдин заглянул. Угол сундука занимали его вещи из цирка. Поверх свертков с одеждой, прикрытая платком, лежала костяная фигурка королевы Элвисы.

Она ведь тоже — на счастье.

Он взял фигурку в руки. Поставить где-нибудь на видном месте?

На миг ему показалась, что Элвиса перестала быть безмятежной, она взирала с интересом, и как-то … придирчиво? Эдин завернул фигурку в платок и убрал на место.

Нет уж. Они с Аллиель должны быть здесь вдвоем.

Он больше не чувствовал себя уставшим, она, похоже — тоже…

— Ты останешься здесь… на ночь? — голос деланно безмятежный, взгляд в угол.

Он напомнил ей очевидное:

— Милая. У меня тут нет другой постели. У тебя тоже. Мы ведь женаты, помнишь?

— Да, — она улыбнулась. — Говорят, что… В общем, они ждут, что мы… И отец тоже… Значит?

Он снова обнял ее.

— Милая. В своей постели мы ничьих распоряжений выполнять не станем. Как захотим, так и будет. Да?

Другое дело, что он сам не согласен был откладывать долго. А ей определенно нравилось в его объятиях.

— Я так и не понял тогда, что именно позволено брату, а теперь надо выяснять насчет мужа…

Она хотела отстраниться, он не пустил, обнял крепче, шепнул:

— Я люблю тебя, Аллиель.

Ему все меньше хотелось развлекать ее болтовней. Говоря по правде, уже совсем не хотелось. И страшно было что-то испортить, ведь первый раз — единственный.

— Всю ночь тебя обнимать можно только мужу, да? А поцеловать… вот так? А так?

Она уже не отстранялась, сама обняла его, погладила по волосам.

— А так? М-м?.. — продолжал он дразнить её.

В конце концов он подхватил ее на руки и отнес на кровать.

Кровать мерно покачивалась, «Виолика» на всех парусах неслась сквозь ночь, а до утра…

До утра было еще далеко.

Утром Эдина разбудил грохот на палубе. Аллиель еще спала, плотно завернувшись в одеяло. Засыпала она в его объятиях, это он точно помнил.

Шумели на палубе, шумели за хлипкой дверью каюты. Кто-то громко прокричал петухом — ибо не петух же там, в самом деле.

Он встал, натянул штаны, потом осторожно приподнял жену и выдернул из-под нее простыню. Глянул мельком — есть там что-нибудь, чтобы порадовать почтенную публику? Скомкал, и, приоткрыв дверь, выбросил простыню в щель. Снаружи тут же загоготали, зашумели, принялись выкрикивать здравицы, и протопали, кажется, десятки тяжелых сапог.

Конечно, Аллиель проснулась. Села на кровати, огляделась по-детски недоуменно.

— Что, уже поздно?

— Кажется, да. Доброе утро, моя леди.

— Доброе утро, мой лорд, — она сладко потянулась, — нужно вставать, да?

— Придется, — он подошел, поймал ее в объятия, теплую со сна, растрепанную, уже по-другому красивую, нашел ее губы своими и впился в них с нежной страстью.

Ее губы тут же ответили. Эта долгая ночь научила их поцелуям.

— Что, милая, ночь твоих страданий минула благополучно? — может, зря он взялся этим шутить.

— Не смей надо мной смеяться!

— Нет-нет, что ты. Конечно, нет.

— Если бы я знала, что это все так приятно…

— Только не говори, что тогда ты давно бы выскочила замуж!

— Конечно, нет! Что-то ты ко мне не спешил!

— Вставай, — он нехотя отпустил ее, поцеловав напоследок, — сейчас спрошу воды умыться. Или позвать тебе служанку? — он поискал взглядом свою одежду.

Кое-что нашел.

— Хочешь, я сам помогу тебе влезть в твое невероятное платье? Правда, причесать не смогу. А обязательно сложно причесываться, может, просто заплетешь косу?

— Запросто. Так даже лучше. Не надо служанку.

Когда они поднялись на палубу, их встретил приветственный рев из десятков глоток. Матросы выстроились, боцман как раз выбивал затычку из бочки с вином, а длинный стол для торжественного завтрака уже приготовили. Первым к ним подскочил Рай, обнял Эдина и поцеловал кузину:

— Поздравляю!

Следом подошли капитан и офицеры.

Рай тронул Эдина за локоть и показал пальцем куда-то вверх, тот посмотрел и закашлялся. Аллиель тихо ахнула.

Их брачная простыня развевалась на мачте прямо под гринзальским флагом.

— Все в порядке, милорд, — со смешком заявил Эдину капитан. — Я уверяю, все в порядке. Зато всем хорошо видно.

Потом Аллиель спросила его:

— А куда мы плывем?

Запоздалое любопытство.

— В Сарталь, — ответил Эдин. — Граф почему-то так решил. Думаю, будем там дня через три. После отправимся в Тасан. Это довольно близко.

— В Сарталь? — удивилась Аллиель. — Ну, раз отец так хочет. А я помню маркграфиню, она была такая веселая! И мы встретимся с твоей сестрой, да?

Эдин тоже помнил маркграфиню, и совсем не жаждал вновь видеть эту достойную леди. Вот Милда с Якобом — другое дело.

— Надеюсь, Граф нам напишет, — добавил Эдин.

Указаний он не ждал и не хотел, но не прочь был бы узнать, как там все вышло, в Лире. Как раз сейчас уже выяснилось, что король-шут и его жена пропали. А это скандал, между прочим, и Графу может быть очень непросто.

А так, решено ведь — они едут в Тасан, Эдин начнет службу, надо устроиться, может, уже в том, выбранном доме. Впереди было только желанное и понятное.

Скорей бы.

Эти несколько дней на спешащей по морю «Виолике» были днями перелома и узнавания, и в то же время они получились спокойными и счастливыми, даже слишком. Тучка набежала, правда, когда Аллиель вернулась к своим непоняткам насчет излишне роскошного гардероба. Они стояли на баке и смотрели на море. Вот тогда она и спросила.

— А откуда у отца корабль и деньги? Ты знаешь? Я ведь думала, что он очень беден, и живет тем, что ему дают родственники, лорд Верк, например. Или так и есть?..

Эдин честно рассказал ей все, что знал, поскольку скрывать что-либо не видел больше ни малейшего смысла. Она не сразу поверила:

— Мой отец торговец? Ты шутишь! Он кандрийский граф и всегда гордился этим! Я не должна тебя слушать, а если это правда — не должна прикасаться к этим деньгам!

А подбородок гордо вскинула. Дочь графа, праправнучка королей, не больше и не меньше.