Клуб избранных - Александр Овчаренко

Внезапно его внимание привлекла вшитая в дело копия приказа о награждении полковника с очень «редкой» фамилией Иванов, ценным подарком. В другом деле старшему офицеру была объявлена от имени Директора «благодарность». Все эти офицеры были уволены на пенсию по выслуге лет. В личном деле генерал-майора Денисюк приказ об объявлении благодарности или награждение ценным подарком отсутствовал. Обычно руководителей такого уровня на заслуженный отдых провожали с помпой. Денисюка почему-то уволили поспешно, без лишнего шума и без памятного подарка.

– Значит, имел место конфликт, – решил про себя Ковтун.

Это означало, что «контора» могла держать какое-то время пенсионера «под колпаком» не потому, что он многое знает и помнит, а потому что не уверена в том, что обиженный невниманием Денисюк не поделится воспоминаниями с прессой, скорее всего, зарубежной. Все сотрудники, покидавшие стены «конторы» давали подписку о неразглашении секретной информации, но прошедшего войну Денисюка этим было не испугать.

«Плевать он хотел на подписку, – рассуждал Ковтун, – если решился унести с собой копию целого фильма. Вряд ли дачу взяли под наружное наблюдение: слишком накладно. Скорее всего, «нашпиговали» домик «жучками» и регулярно снимают информацию. Пора нанести визит вежливости», – решил майор и, захлопнув личное дело, нажал на кнопку вызова.

На следующий день Ковтун, как и планировал, поздно вечером приехал на дачу к Денисюку. Местечко, где на старости лет осел отставной генерал-майор ФСБ, называлось Ольховка. Когда-то на месте этого дачного посёлка была небольшая деревенька, но близость к железнодорожной станции и красота подмосковных, истинно русских мест, привели к тому, что со временем городские жители белокаменной скупили все земельные участки. Больше над Ольховкой не раздавался на заре петушиный крик, не слышалось мычание коров и незлобивое покрикивание пастуха, зато отчётливо доносился рокот моторов, позвякивание металла, стук топоров и матерная брань строителей. Москвичи строили загородные дома. К счастью, испоганить всю местность у столичных жителей ни средств, ни сил не хватило: дачи, часто не уступающие по размаху и роскоши лучшим заморским виллам, были хаотично разбросаны по территории всей Ольховки.

Денисюк жил в скромном деревянном доме с застеклённой верандой, в стороне от загородных дворцов нуворишей, благодаря чему Ковтун пробрался в дом никем не замеченный. Однако на этом везение кончилось. Старый чекист не отдал компромат даже под угрозой смерти. Пришлось старика застрелить без всякого удовольствия. Дом с верандой Ковтун поджёг, чтобы уничтожить аппаратуру прослушивания, которая зафиксировала факт его пребывания в доме. В качестве трофея Константин унёс флеш-карту с мемуарами старого разведчика.

По прибытию в Москву Ковтун немедленно сделал запрос на предоставление ему всех материалов по негласному надзору за Денисюком.

Через день в его распоряжении была тоненькая папка с рапортами сотрудников «наружки» и парочка аудиокассет. Пробежав глазами рапорта, Ковтун включил магнитофон и прослушал обе кассеты, после чего обозвал себя тупицей, а Россию-матушку – страной непуганых идиотов! Если бы мысль ознакомиться с материалами наблюдения пришла ему в голову на пару дней раньше, то не пришлось тратить время и патроны на разбирательство с чекистом в отставке.

Константин так и не понял, почему не было принято экстренных мер по пресечению нелегальной переправки компромата за рубеж и его последующему изъятию. Видимо, имел место случай типичного разгильдяйства: материалы наблюдения проверялись нерегулярно, а когда проверили и поняли, что допустили крупный просчёт, решили не докладывать высокому начальству и всё «спустили на тормозах».

Этим же вечером Константин отправил Хозяину по линии экстренной связи письмо следующего содержания:

Милая моя, Алёнушка!

Спешу сообщить тебе, что наш дедушка сильно простудился и заболел. Вчера я вынужден был целый вечер провести у его постели. К сожалению, прогноз на быстрое выздоровление не утешительный. Простуду лечить нечем: последнюю баночку малинового варенья увёз племянник. Хотел я ему попенять, чтобы не обирал старика, но он укатил в какой-то тур по Америке.

Очень жаль, но больше дедушке я ничем помочь не могу.

Целую! Любящий тебя Андрей!

На письмо Хозяин не ответил, но на следующий день Константин в своей квартире обнаружил незнакомца, который дожидался его, сидя в кресле.

– Не надо резких движений! – предупредил незваный гость и легко поднялся из кресла. – Я по поводу баночки малинового варенья.

Это был связной от Хозяина. Они проговорили полчаса, и Константин подробно рассказал ему свои злоключения, а напоследок передал флэш-карту.

– Что там? – спросил любитель сладкого.

– Мемуары разведчика. Может, пригодятся. Пусть ваши аналитики «поколдуют» над ними.

Гость кивнул и, скупо попрощавшись, быстро ушёл.

– Привет Хозяину! – пошутил Константин, когда дверь за гостем закрылась.

«А интересно, Хозяин в каком звании? – мимолётно подумал Ковтун и тут же об этом забыл.

Ковтун ошибался: тот, кого он привык называть Хозяином, никогда не служил ни в ФСБ, ни в ГРУ, ни в какой другой силовой организации. Но, несмотря на это, Хозяин обладал властью, сопоставимой с властью президентов самых крупных государств на Европейском континенте, а по количеству материальных благ даже опережал их. От его имени с Ковтуном и десятком других сотрудников Центрального аппарата ФСБ, среди которых был один начальник Управления, работала целая группа высококлассных профессионалов, некогда составлявших «костяк» лучших разведок мира.

Когда до него дошла информация, что за границу России «ушёл» компромат на самого Президента, он не пожалел нескольких миллионов долларов, но компромат выкупил. Всё обошлось без стрельбы и угроз. Владельцу компромата предложили солидную сумму, и он согласился.

– Никогда не надо жадничать! – любил повторять Хозяин и, если бы была на то его воля, именно эта фраза красовалась бы на банкнотах. Хозяин – он же Самуил Яковлевич Ветрич – никогда жадным не был, правда, это не означало, что он был щедрым. Самуил Яковлевич был щепетильным и осторожным. Он никогда не ввязывался в аферу, если степень риска хоть на йоту превышала разумные пределы.

– Не надо жадничать! Всех денег не заработаешь! – говорил Ветрич удивлённым партнёрам. – А вот сесть на нары, с моим горьким еврейским счастьем, я всегда успею!

Когда Березуцкий предложил ему войти в долю на «ЛОГОВАЗе», Ветрич решительно отказался. Можно было сорвать неплохой куш, но при этом был шанс серьёзно «засветиться» перед компетентными органами, а этого Самуил Яковлевич не любил. Он вообще не любил публичности, считая, что лишняя известность вредит интересам дела.

Ветрич был серьёзным бизнесменом. Для него бизнес был не средством добывания денег, а образом жизни. К тому времени, когда его знакомые только-только рискнули завести первые кооперативы, он перешёл на новый, более высокий уровень. Самуил Яковлевич одновременно участвовал в полутора десятках выгодных проектов, вложив в них всю имеющуюся наличность, но при этом умудрялся оставаться в тени партнёров.