Аркадий Бухов - Аркадий Сергеевич Бухов

у тебя хорошая? — сухо спросил он, с недоверием посматривая на голубя. — Многие дрянь приносят.

— Да уж будь спокоен, старина, — почувствовав, к чему клонится дело, покровительственно уже сказал голубь. — доволен останешься…

— Ну, ладно, шагайте… Только тише вы, черти короткохвостые, всех чистых у меня перебудите…

Это было первое появление взятки. Неведомая и еще хрупкая, она приютилась в уголке между семью парами нечистых и поплыла* Ноевом ковчеге спасаться. В дороге за ней незаметно для других ухаживал один из сыновей Ноя, которого близкие запросто называли Хамом. Когда ковчег подходил к берегу, взятка выпрыгнула первой, опередив даже голубей, которые хотели удрать со своей пальмой, и рассыпалась в воздухе.

Успела только Хаму шепнуть:

— Ничего, брат Хам… Не робей. И детей твоих, и правнуков из беды выручу… Свои люди — сочтемся…

* * *

С момента своего возникновения взятка сразу разделяется на три вида: с угрозой, с напоминанием и без них. Последний, самый тяжелый, принял характер эпидемии.

Съедал целые государственные организмы, как устрицы, даже не поливая их лимоном. В доисторическое время свирепствовал почти исключительно первый вид.

— Пропусти, голубчик…

Первобытный человек, залегший с дубинкой у чужой хижины, иронически смеялся в лицо хозяину и презрительно сплевывал в сторону.

— А вот захочу и не пропущу.

— Меня же там дети ждут…

— А может, я твоих свиненков дубиной по черепам…

— Ну, жена осталась…

— Жена… Тоже оправдание… Жену можно за голову и о камень.

— Не пропустишь, значит?

— Ну, это как сказать… Если бы да у меня бы да твой бы кусок антилопы, что ты в руках держишь, был бы…

— Жри, собака, — коротко говорил обираемый и проходил в свою законную хижину. Потом возвращался обратно, убедившись в целости своего семейства, и тихо добавлял:

— Жри и подавись!

Эту формулу перехода при передаче взятки сохранило все человечество вплоть до наших дней включительно. Даже в наше время, лишь по некоторым деталям напоминающее доисторическое, при передаче крупных сумм на благотворительные цели кому-нибудь из имеющих административную власть многие не могут удержаться и, проводив печальным взглядом взявшего, тупо шепчут в пространство:

— Жри, собака.

* * *

Рим и Греция, говоря официальным языком, изобиловали взятками; особенно Рим, где так много говорилось о неподкупности, что не брать взятки считалось неприличным. Не брали взятки только плебеи, с которых брали патриции.

Античная взятка носила подобающий ей античный характер.

На суде, например, римлянин перед произнесением обвинительного приговора, для него же приготовленного, красиво выступал вперед и гордо распахивал плащ, под которым оказывался привязанный к поясу живой поросенок, сильно мешавший своим неспокойным характером тишине судопроизводства.

— Это что? — спрашивал судья, прекрасно понимая, в чем дело. — Кажется, поросенок? Дай.

— На, — гордо говорил римлянин. — Пусть эта свинья да будет тем даром, который…

Писец судьи античным взмахом руки подсовывал античный приговор и антично опускал в карман тоги несколько сестерций оправданного, который уходил домой, громко повторяя перед каждым встречным:

— В Риме еще есть судьи!

И только дойдя до дому, уныло прибавлял:

— Лучше бы их не было! Это большой ущерб для домашнего хозяйства.

Греческая взятка носила почти тот же характер. Первоначально к ней приучили сами боги, требуя то мясных, то вегетарианских, то денежных жертвоприношений. Собственно говоря, сами боги, которые жили на полном пансионе на Олимпе и нуждались только в карманных деньгах. много не требовали, но их делопроизводители, называвшиеся главными жрецами, требовали в жертву от бедных греков все, начиная от скверных букетов и кончая целыми фермами с дорогой молочной скотиной.

— Диана требует от тебя корову, — официально обращался такой жрец к простоватому греку, зашедшему в храм просто из-за дороговизны человеческой медицинской помощи. — тогда и твоя болезнь пройдет.

— Ко-о-орову? — удивлялся грек. — Это за простой чирей на шее и корову?

— Зато, брат, как рукой снимет, — поддерживал жрец интересы своей доверительницы, — у нас, брат, масса благодарностей есть. Кухмистер из Эфеса нам пишет…

— Нет. Не выгодно. Корову за чирей… Статочное ли это дело?! А если у меня лихорадка будет, ты бабушку живую потребуешь…

— Иди к другим богам, — сердился жрец, — у Зевса дешевле… Они тебе за дохлую собаку целую чахотку пообещаются выгнать…

— Да мне что идти… Мне бы так подешевле где. Хочешь, я теленка приведу?

— Мое дело маленькое. Богиня требует, не я…

— А что твоя богиня с моей коровой делать будет? Тоже… Богиня, подумаешь… Да такую богиню сандалией по ро…

— Ну, веди, веди теленка… Грек несчастный…

— Давно бы так… А то — богиня, богиня…

* * *

Средневековье лелеяло второй вид взятки — с напоминанием.

— Напомни твоему господину, — говорил какой-нибудь рыцарь, слезая у придорожного замка. — что, если его замок подпалить с восточной стороны, это будет весело.

— Может, еще что-нибудь напомнить? — вежливо спрашивал привычный сторож, вынимая кусок пергамента и гусиное перо. — Я запишу.

— Напомни еще, что у рыцаря Шевалье Риккарда да Кардамона пустой желудок и пустой карман.

Слуга возвращался через десять минут, неся на вертеле кусок жареного барана и мешочек, снизу наполненный для тяжести железными опилками, а сверху прикрытый десятком потертых монет.

— Признает ли твой хозяин, что нет женщины красивее, чем прекрасная Мария Пиччикато дель Гравио ди Субмарина ля Костанья?.. Впрочем, это не важно. Дай-ка сюда мясо. И деньги давай. А вина нет? Ну, не надо.

Вассалы брали взятки пачками, с целых деревень. Иногда деньгами, иногда натурой. До сих пор еще не забыто так называемое Jusprlmae noctis — право первой ночи, которое вассалы рассматривали как свадебный подарок новобрачным.

* * *

В России первую взятку потребовал Ярила. Это был простой, незатейливый чурбан, которому наши прародители мазали при всяком удобном и неудобном случае медом деревянные губы. Ярила был от этого липкий и сладкий. По ночам жрецы собирались целой толпой и, отгоняя друг друга, облизывали его до утра.

Мазали славяне очень нехорошо. Старались иногда незаметно помазать смолой, если поблизости не было Ярилиных служащих.

— Черт тебя знает, — сердились славяне, — полфунта сотового на тебя вымазал, а хоть бы что… Так и издохла корова…

Но мазать, из-за боязни осложнений с деревянным скандалистом, было необходимо. Особенно усердно мазали конокрады, потому что без Ярилиной помощи нельзя было украсть самой подержанной кобылицы.

С тех пор и осталось выражение: «нужно смазать».

В эпоху великих князей смазывали особенно усиленно воевод. Это были люди веселого и неуживчивого характера, с таким широким размахом и неиссякаемым интересом к чужому имуществу, что население вверенных им городов, в последний раз выразив свои лояльные чувства, само выводило на большую дорогу и начинало грабить.

Воевода с утра начинал обходить