Книга убийств - Джонатан Келлерман

— Да, они не расставались. И ты ее встречал.

Мы вернулись в дом. В передней комнате было пусто, задняя дверь оставалась закрытой. Берт распахнул ее, и я вошел в желтую крошечную спальню.

Сбоку располагалась маленькая ванная комната. В углу рядом друг с другом устроились две односпальные кровати, накрытые тонкими белыми простынями. На зеленом туалетном столике сидел игрушечный медведь. Кресло на колесиках стояло в ногах одной из кроватей, на нем сидел Билл, держа в руке почти пустую бутылку с минеральной водой, а другой сжимал белые пальцы коренастой женщины в свободной синей футболке и серых штанах.

Она смотрела вниз, и при моем появлении оба даже не пошевелились. У нее было одутловатое, покрытое угрями лицо, похожее на сырое тесто — плоский нос почти касался верхней губы. Выцветшие каштановые волосы, в которых серебрилась седина, собраны в короткий хвост.

Эйми, кухарка из «Небесного кафе». Она приготовила мне блинчики, удвоила порцию, не взяв дополнительной платы, и практически все время молчала.

Мэриан Первейенс владела кафе до того, как оно перешло к Эйми Бейкер.

Он делает людям подарки.

— Не знал, что вы владеете рестораном, доктор Гаррисон. Берт покраснел так, что его лицо почти слилось с пурпурным костюмом.

— Я решил стать инвестором и купил несколько местных заведений.

— В том числе и землю, на которой стоит этот дом, — заметил я. — Вы даже пересадили сюда агавы.

Он покачал головой:

— Это произошло много лет назад. Ты будешь поражен, когда узнаешь, как выросла рыночная стоимость земли.

— Можно подумать, вы что-нибудь продаете.

— Ну… просто еще не пришло время.

— Конечно, — сказал я и обнаружил, что обнимаю старика.

Эйми повернулась ко мне и сказала:

— Вы хороший.

— О ком ты говоришь, малышка? — спросил Билл.

— Про обоих, — сказала она. — Все хорошие. Весь мир хороший.

Детектив Крейг Боск тихонько скулил. На лице блестели следы рвоты.

— Я скоро вернусь, — сказал Майло. — Не вздумай никуда уходить.

Боск с ужасом смотрел, как Майло собирает фотографии и наркотики и выходит из дома. Майло отнес все, что лежало в тайнике, в «поларис», запер в багажнике и подъехал на машине к самому дому Боска. Когда он вернулся, детектив даже не пошевелился.

Майло освободил лодыжки Боска и поставил его на ноги. Он продолжал прижимать дуло пистолета к его спине, стараясь контролировать все движения. Хотя его противник потерял часть уверенности в себе, он оставался молодым спортивным человеком, к тому же охваченным отчаянием. Когда Майло взял его за предплечье, то почувствовал железные мышцы.

— Что теперь? — спросил Боск.

— А теперь немного покатаемся.

Боск обмяк, и Майло с трудом удерживал его в вертикальном положении. Возможно, это уловка… нет, Боск по-настоящему напуган. Воздух вдруг наполнился вонью. Майло посадил Боска на диван, сохраняя каменное выражение, но ему стало стыдно. Во что он ввязался?

— Перестань, — взмолился Боск. — Я все рассказал. Оставь меня.

— За кого ты меня держишь, Крейг?

— Ты умный. Ты должен быть умным, — ответил Боск.

— Именно.

— Не может быть, чтобы ты все это серьезно, безумие какое-то.

Боск был охвачен ужасом, поскольку представил себе самое худшее, ведь он не знал, что такое совесть, а теперь, когда они поменялись ролями…

На самом деле Майло не мог решить, что ему делать с идиотом. Но не собирался его успокаивать.

Жутким монотонным голосом Майло проговорил:

— У меня нет выбора, Крейг.

— Господи, — пролепетал Боск. — Мы же работаем в одной команде. Послушай, мы оба здесь чужие.

— В самом деле?

— Ты понимаешь, что я имею в виду. Ну, ты чужой… сам знаешь почему. Но я тебя не осуждаю, живи и давай жить другим. Даже когда другие тебя порочили, я всегда вставал на твою защиту. Посмотрите, говорил я, сколько он раскрывает преступлений, кому какое дело, чем он занимается потом… я постоянно повторял, что главное — работа. Ты делаешь свое дело, приятель. Я тебя уважаю. Я слышал разговоры о том, что тебя следует повысить, у тебя есть будущее, приятель, постарайся его не испортить. Тебе это не сойдет с рук. Зачем влезать в такое дерьмо?

— Ты сам меня втянул, — сказал Майло.

— Перестань, что я такого сделал? Выполнил парочку приказов, сыграл несколько ролей? Ладно, я был не прав, извини, но ничего страшного не произошло, просто я хотел… даже дерьмовый слух относительно СПИДа. Это не моя идея. Я возражал. Требовалось только… ну, ты знаешь.

— Обратить мое внимание.

— Именно…

— Ну, теперь результат достигнут. Вставай, Крейг. Майло взмахнул пистолетом, чтобы придать своему приказу убедительность.

Вот только что он будет делать, если Боск подчинится? Пока они дойдут до «полариса», их наверняка кто-нибудь заметит. Даже в этом районе Лос-Анджелеса, где люди попадаются не чаще, чем на фотографиях Швинна.

— Пожалуйста, — умолял Боск. — Не делай этого, мы оба…

— Чужие, да, ты уже говорил. А почему ты чужой, Крейг?

— Я артист. Меня интересуют совсем другие вещи, я не такой, как эти идиоты из департамента.

— Кинематограф? — уточнил Майло.

— Драма и театр. И еще я снимался в телефильме несколько лет назад. «Бабушки-зомби». Играл роль патрульного-хиппи. А до этого снимался в рекламе железной дороги. И еще я рисую. Мне нравится искусство, приятель. Пока идиоты из департамента разъезжают на «харлеях», качаются в спортивных залах и пьют пиво, я хожу в музеи. Я собираю классическую музыку — позапрошлым летом летал в Австрию, на фестиваль в Зальцбурге. Моцарт, Бетховен и другая настоящая музыка. Понимаешь, что я хочу сказать? Все дело в том, что я двигаюсь в сторону содружества любителей искусства, откуда пришел ты.

— Я художник.

— Да, в некотором смысле. Без людей твоего сообщества искусство умрет. Это будет затраханный мир, приятель, одумайся, не делай этого. Не делай глупостей, мы оба достойные люди, нам есть для чего жить.

— Оба?

— Конечно, — сказал Боск, в голосе которого послышалось облегчение. — Ну сам подумай: нас обоих ждет много приятных вещей.

— Похоже, ты прошел курс ведения переговоров с террористами, захватившими заложников.

Боск неуверенно улыбнулся:

— Ты меня унижаешь, но я говорю с тобой откровенно. Ладно, я понимаю. Я играл с тобой в игры, у тебя есть все основания. Но сейчас я честен с тобой, как никто другой.