От Кяхты до Кульджи: путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири - Владимир Обручев

Эта работа продолжалась дней шесть, в течение которых была обследована главная центральная часть Столбов, где среди более или менее густого леса, местами еще представлявшего настоящую тайгу, но большей частью уже разреженного и хорошо проходимого, возвышаются скалы из массивного гранита, вернее, сиенита различных живописных форм, получивших от горожан Красноярска, давно уже знающих эту интересную для экскурсий местность, наименование «Столбы». Это название обусловлено тем, что большинство скал именно и представляет столбы разной формы, то более или менее пирамидальной, то из наложенных одна на другую громадных глыб, то из отвесных плит. Отдельные столбы получили свои имена, как-то: Перья, Голубки, Орел, – от туристов, преимущественно учащейся молодежи, упражнявшихся в трудном лазании на вершины столбов, на некоторые с употреблением веревок и колышков для забивания в трещины скал.

На отвесном обрыве одного из самых больших столбов мы различили еще полустертую надпись красной краской: «Долой самод…» – которую в дни революции 1905 г. ухитрились написать какие-то смелые туристы. По рассказам красноярцев, тогда же на вершине одного из столбов был водружен большой красный флаг, и полиция вынуждена была выслать целый отряд для снятия его и уничтожения этой и других революционных надписей на Столбах, что, очевидно, удалось не вполне. Жандармы в сапогах со шпорами не смогли лазить по столбам так успешно, как молодые туристы, получившие даже прозвище «столбистов».

Закончив маршруты по главной части Столбов, мы перебрались дальше вверх по правому берегу Енисея, верст девять выше устья речки Лалетиной, где близ устья речки Малой Слизневой, ниже деревушки Овсянки, снова раскинули стан и выполнили тем же порядком съемки ближайшей местности до низовья р. Маны, впадающей в Енисей выше Овсянки. Это продолжалось дней пять или шесть, в конце которых появилась в большом количестве мошка; этот худший вид сибирского гнуса, в дополнение к комарам, очень досаждал при экскурсиях и в палатках и измучил тех студентов, которые не имели накомарников, т. е. волосяных сеток, надеваемых на голову для защиты при работе, когда руки заняты и отмахиваться веткой от кровожадных насекомых некогда. Пришлось сократить стоянку в этом месте, и мы вернулись в д. Базаиху, осмотрев по пути красивую скалу мраморовидного известняка у правого берега Енисея.

Последний стан мы раскинули в долине речки Базаихи, в нескольких верстах выше деревни, на большой лужайке левого берега, и снова начали экскурсии парами для съемки окрестностей на обоих склонах, особенно на правом, где высоко вверху видны были обрывы кембрийских известняков, полого падающих к р. Енисею, тогда как в нижней части склона утесы состояли из пластов сильно дислоцированной докембрийской свиты. Интересно и важно было установить несогласное налегание первых на этой свите, т. е. трансгрессию, наступление кембрийского моря на горную страну из поднятых складками толщ докембрия. Но на правый берег речки можно было попадать или по мосту через речку Базаиху ниже по течению, с большим обходом, или же вброд – а весеннее половодье еще не закончилось и брод был глубиной в метр или немного больше; один из студентов, возвращаясь с экскурсии, ухитрился утопить на броду свой пояс с молотком и компасом.

К сожалению, работу по изучению этого интересного района не удалось закончить. Хотя в долине Базаихи гнус не так одолевал, как на берегу Енисея, но часть студентов, менее или даже мало интересовавшаяся геологией, воспользовалась тем, что на геологическую практику полагался срок в 4 недели, и по истечении его заявила, что пора кончать, что им нужно еще поехать на горную практику на рудниках. Пришлось прекратить работу и, записав наблюдения последнего дня экскурсий и сняв фотографию нашего стана, мы вернулись в Красноярск и Томск. Остальную часть лета я был занят обработкой своих наблюдений по геологической съемке бассейна р. Бодайбо в Ленском районе, которая за эти годы жизни в Томске подвинулась мало из-за педагогических занятий, работы декана, организации геологического кабинета, библиотеки и экспедиций в Джунгарию. Упомяну кстати, что один из участников этой практики, А. И. Козлов, окончив институт, закончил самостоятельно изучение всех четырех листов геологической карты окрестностей Красноярска и составил ее описание, которое институт намеревался издать. Но во время Гражданской войны этот труд, находившийся в типографии Сибирского товарищества печатного дела, погиб, а автор, занятый позже много лет работой в Приморье, не смог восстановить текст. Карта сохранилась, и ею пользовались другие геологи, но геологического описания окрестностей Красноярска с приложением карты, конечно исправленной и дополненной по новым наблюдениям, до сих пор нет; моя мысль не была осуществлена моими преемниками.

Летом 1909 г. я снова поехал в экспедицию в Пограничную Джунгарию; в этот раз меня сопровождал уже кончивший институт из числа студентов первого приема М. А. Усов, в качестве помощника по геологической съемке; в 1906 г. он также принимал участие, но вел все время топографическую маршрутную съемку. Он оказался самым выдающимся из первого выпуска инженеров Горного отделения: укрепил и развил школу сибирских геологов, основанную мною, был организатором больших работ Западно-Сибирского геологического управления, в 1932 г. избран членом-корреспондентом Академии наук, а в начале 1939 г. – академиком, но скончался, к сожалению, летом того же года в возрасте 56 лет на курорте Бедокуриха в Алтае.

В этот раз я опять поехал в Джунгарию через Омск и Семипалатинск и по почтовому тракту до Чугучака (туда и обратно) без остановок и попутных наблюдений.

В 1910 г. я остался на лето в Томске, так как средств на летние научные командировки в Технологическом институте снова не хватило для удовлетворения всех желающих. Пришлось отложить окончание исследований в Пограничной Джунгарии и заняться подготовкой к печати второго выпуска с описанием геологической карты бассейна р. Бодайбо (первый, подготовленный летом 1908 г. после студенческой практики также в Томске, уже печатался).

В 1895 г. в С.-Петербурге было организовано Российское золотопромышленное общество для разработки месторождений золота как россыпных, так и рудных. Золотоносные россыпи, которые разрабатывались в Сибири с 30-х гг. XIX в., а на Урале значительно раньше, кое-где уже были выработаны, и в конце XIX в. в разных местах начали открывать коренные месторождения золота, разработка которых требовала больших технических знаний и больше капиталов, чем разработка россыпей. Во главе этого общества, намеревавшегося обратить главное внимание на коренные месторождения, стал в 1902 г. горный инженер Л. Ф. Грауман, хорошо знавший меня по исследованиям в Ленском районе в 1891 и 1901 гг. Он предложил мне осенью 1910 г. принять участие в экспертизе расположенного в хребте Кузнецкий Алатау золотого рудника Богомдарованного, который его владелец Иваницкий хотел продать обществу.