Стервятник - Александр Бушков

Почти… В глубине сознания что-то еще теплилось – звериныйинстинкт, запрещавший бросать детеныша в беде. В конце концов, были еще шансысделать из нее человека. Пусть и без Сони. Седой, сволочь такая, и здесь прав –найдутся другие. Все выдала, хотя и пальцем не тронули, продала с перепугу…

Задуматься следует совсем над другим – где гарантии? Ничтоне помешает седому после того, как Родион успешно выполнит обещанное, вновьнапустить на него своих мордоворотов и умелицу Кирочку, на сей раз с болееизощренными причиндалами. В тайнике, если пересчитать на доллары, лежит более статысяч – это только то, о чем знала Соня, есть еще драгоценности Ирины. Особыхиллюзий питать не следует – серьезных пыток ни за что не выдержать. Сам всепокажешь и расскажешь.

И все же другого выхода нет. Если Даша начнет копатьвсерьез, может осложнить ему жизнь безмерно. Рано или поздно отыщутсясвидетели, если удастся выскользнуть, можно попасть под присмотр даже вЕкатеринбурге… Или подстраховаться?

Идея была столь блестящей, что он от избытка чувств хлопнулсебя по коленям. Беспроигрышный вариант, останется Даша в живых, естьвероятность…

Он буквально пробежал к телефону, накрутил номер.

– Фелиция Андреевна, – сказал он, едва заслышавголос. – Это Раскатников, Родион. Мне необходимо увидеться с академиком.Дело, поверьте, идет о жизни и смерти…

На том конце провода спокойно спросили:

– О чьей?

– О моей.

– Вы не драматизируете?

– Ничуть.

– Минутку.

Он машинально следил за секундной стрелкой своих часов.Через минуту и двенадцать секунд вновь раздался голос:

– Родион Петрович, Алексей Васильевич располагает завтраполучасом времени. С девятнадцати до девятнадцати тридцати. Вас такое устроит?

– Вполне, – сказал он обрадованно. – Благодарю васнесказанно, Фелиция Андреевна…

– Значит, вас ждать в девятнадцать?

– Естественно.

Послышался смешок:

– Не столь уж страшна смерть, Родион Петрович, если выспособны ждать чуть ли не сутки… Приезжайте.

Повесив трубку, он залихватски подмигнул отражению взеркале. И звонко загнал обойму в рифленую рукоятку, украшенную пятиконечнойзвездой и ностальгическими буквами «СССР».

– Ничего не понимаю, – сказала Маришка, щурясь так,словно вот-вот собиралась заплакать. Она выглядела так беспомощно, что Родиончуть было не исполнился жалости, но вместо этого поморщился от прилива злости.

– Времени совсем мало, – сказал он, пытаясь бытьтерпеливым. – А дело серьезное, чертовски…

Украдкой огляделся – вокруг хватало людей, но невозможнобыло определить, кто был хвостом от Рыжей, а кто хвостом от Седого. Может,любой. Может, никто. Смотря какие игры планировали Седой и Рыжая. День былсолнечный, весенняя грязь давно исчезла, и центр города был сухим, как кость изархеологического раскопа.

– Родька, во что ты ввязался? – спросила Маришка. Онпромолчал.

– Это что, какие-то долги? Может, мне попробовать…

– Мариш… – сказал он как мог убедительнее. – Давай безсоплей и трагических физиономий. Говорю же тебе, времени мало. Все запомнила?

– Все. – Она смотрела с покорной безнадежностью. –Подъезжаю к окончанию занятий, поднимаюсь за ней, забираю с собой и увожу. Ноесли…

– «Если» – это будет моя забота, – сказал онзадумчиво. – Но ты все же возьми…

Воровски оглядевшись, сунул ей в карман курточки тяжелыйревольвер, уже прославленный как в делах разбойных, так и в наказании криминаль-репортера,лежавшего сейчас на животе в отдельной палате. Предупредил:

– Я зарядил дробовыми, зря не дергайся, но и не разевайварежку…

– Ох, Родька…

– Шагай, – безжалостно приказал он.

Маришка попыталась улыбнуться, но получилось плохо.Медленно, чуть неуверенными шагами пошла к своей крохотульке «Оке», обернулась,уже взявшись за ручку двери. Родион нетерпеливо махнул рукой. Она села за руль,белая табакерочка резко взяла с места, вывернула на Кутеванова.

Никто не поехал следом – это ободряло. Родион еще разперебрал в уме все свои будущие действия и их последовательность – и пришел квыводу, что ничего не упустил. Осталось только то, чего никак нельзя былопредусмотреть и предугадать. Отступление. Отступление после. А здесь ужеприходилось полагаться на везение.

Сел за руль белой «хонды». Еще раз пробежал взглядомизвлеченную из бардачка доверенность – нет, комар носу не подточит. Какой-тоЛукоянов Семен Ильич оформил ее на Родиона по всем правилам и заверил унотариуса. Ни один инспектор не придерется.

Вставил ключ зажигания…

И оказался в невидимой скорлупе.

Впервые за все время клятый белоснежный кошмар настиг егосредь бела дня, завладел столь пугающе и всецело. Нельзя было пошевелить ипальцем, всем телом ощущал невидимый панцирь, мягко-упругий, кончавшийсяшироким кольцом под ушами и нижней челюстью. Тишина. Неподвижность.Белоснежность.

Сквозь тоненькое электронное попискиванье прорвался голосЛики, четко, разборчиво, словно бы отрешенно выговоривший:

– Восемнадцатый день.

Сердце, как он ни сопротивлялся, зашлось в сосущей смертнойтоске. Он ощущал себя потерянным на неведомом рубеже меж непонятными мирами,бессильный, неспособный ни прорваться вперед, ни вернуться назад.

Лика повторила над самым ухом:

– Восемнадцатый день…

Он напряг все тело, каждый мускул, каждую тонюсенькуюжилочку. Панцирь лопнул – вернее, медленно растаял. Родион обнаружил, что весьвзмок от пота. Головная боль словно бы превратилась в тяжелую свинцовую чашечку,плотно облегавшую затылок. Зато вокруг снова был солнечный день, сквозь чистопромытое лобовое стекло ухоженной машины он видел нелепое подобие рыцарскогозамка, собранное из разноцветных надувных мешков, и прыгавших на ярких подушкахдетишек.

Старательно протерев платком лицо, шею, затылок, даже кистирук, повернул ключ.

Напрасно боялся. Дашина белая «Ока» все еще стояла возлездания УВД. Он проехал мимо, свернул к ювелирному магазину – нет, возле негоостанавливаться надолго опасно, еще охрана встревожится, заехал во двор,миновал дом из конца в конец. Остановился у выезда на улицу, так, чтобы никомуне загородить дороги. Отсюда виднелся лишь кусочек стоянки – но белая «Ока» какна ладони.

Рядом с ним на сиденье лежал букет из алых тюльпанов,завернутый в прозрачный целлофан. Родион был чисто выбрит и неплохо одет, дажепри галстуке. У прохожих не должно возникнуть никаких подозрений – парень ждетдевушку, судя по пышности букета, тут все серьезно и романтично…