Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин

вещей, журналы, фотографии и эта фотография тоже. Я и взял. Хотел подарить Аглае, думал, ей понравится…

Надежда Денисовна задумчиво кусала губы.

— Как снимок мог оказаться у… этого Хазина? — спросила она. — Откуда он мог его достать?

— Не знаю. Если честно, я сам удивился, когда увидел, я у него сам спрашивал…

— И что он ответил? — продолжала Надежда Денисовна.

— Он умер.

Надежда Денисовна закашлялась. Я поднялся с койки и налил ей воды из чайника. Она не стала пить.

— У него что-то с сердцем вдруг приключилось, — стал объяснять я. — Не успели спасти.

— И он так ничего и не рассказал?

Я скосился на часы. Без пяти десять.

— Нет.

Я включил чайник.

— Хазин фотографировал все подряд…

— Говорю же — это не его снимок, — перебила Надежда Денисовна. — Это снимок сделал Максим Куприянов. Как он мог попасть к вашему Хазину?

Я не удержался, достал «звездочку», стал втирать в виски.

— Как-то попал… Я с Хазиным почти двадцать лет не виделся. Да мы и тогда друзьями не были…

— Зачем он тогда приезжал?

— Не знаю! — ответил я довольно грубо. — Он не успел рассказать, мы поругались, а потом у него тромб оторвался. Сейчас в морге лежит!

Надежда Денисовна стала ходить по комнате.

— Извините, Виктор, — она обмахивалась фотографией. — Я понимаю — этот визит… наверное, он неуместен… но я в отчаянии!

Я тоже в отчаянии. Завтра приду и разбужу тебя в шесть, бабушка.

— Я ужасно волнуюсь за Аглаю! Она сама не своя. Нервная, плохо спит, плохо ест. Мне кажется, у нее может развиться хроническая депрессия. И эти обмороки…

В открытую дверь заглянул Роман, увидел Надежду Денисовну и тут же исчез.

— Она со мной ничего не обсуждает, — сказала Надежда Денисовна. — Она всегда была гораздо ближе с бабушкой, так часто случается. Но я чувствую — что-то не в порядке…

Надежда Денисовна остановилась.

— Господи, как мы тогда все это пережили…

Она всмотрелась в фотографию.

— Я до сих пор вздрагиваю, как вспоминаю…

Она продолжала изучать снимок, словно увидела в нем нечто необычное.

— Кстати, Виктор, я сегодня звонила Зинаиде. Она, как мне показалось, не настроена вас видеть, не знаю уж почему…

— Не настроена?

— Нет. Разговаривать не захотела.

— Ну-ну… Зинаида Захаровна неправильно оценивает ситуацию, — сказал я по возможности лениво. — Она… скажем так, смотрит на действительность из позавчерашнего дня.

— Не знаю уж, откуда она смотрит… Я ей позвоню еще, но, по-моему, надежды мало.

— Печально…

— Печально?!

— Весьма. Впрочем, свой путь выбирает каждый сам.

Надежда Денисовна уставилась на меня как на завсегдатая ЗАГСа, затем, спохватившись, переменилась.

— Виктор, я вас кое о чем хотела спросить… Вот вы общаетесь с Аглаей… А я видела, ей посылку прислали. Вы не знаете, что в этой посылке?

— Аглая говорила… Кажется, книга.

— Книга?

— Да.

— Она же в библиотеке работает, — напомнила Надежда Денисовна. — Это точно книга, не лекарства?

— Книга. Может, редкая.

— Может…

— Как у Аглаи самочувствие? Вчера она выглядела устало.

Надежда Денисовна снова посмотрела на фотографию.

— Сегодня она тоже выглядит устало… Да и вы, Виктор, не очень смотритесь… Вы плохо питаетесь?

— Нет, спасибо, все в порядке.

Надежда Денисовна не могла оставить снимок.

— Хотите его взять? — спросил я.

— Нет, у меня же есть. Я пойду.

Надежда Денисовна удалилась, через минуту появился Роман.

— Это кто? — спросил Роман.

— Мать Аглаи.

— Откуда фотка? — спросил Роман. — Она принесла?

— В дневнике лежала. Думаю, что…

Роман схватил фотографию и стал рассматривать на просвет, словно пытаясь обнаружить в ней что-то дополнительное.

— Что ты там ищешь?

— Если снимок печатали на машине, то должна остаться дата… Нету… Значит, печатали в кустарных условиях.

— Куприянов увлекался фотографией, вероятно, это он.

— Вероятно… А на карте памяти? Что-нибудь нашел?

— Ты же сам вчера смотрел, — напомнил я.

— Я не очень… — Роман вздохнул, — хорошо помню вчерашнее… Давно не пил, отвык. У меня руки опять в… подозрительном вазелине…

И вопросительно на меня поглядел.

— Это Снаткина. Шла мимо, видит, человек…

— Куда шла? — не понял Роман. — Мы в тупике живем, тут некуда идти.

— Она иногда ходит, — объяснил я. — Ну и это… любит намазать. Она тебя разве не намазывала?

Я подмигнул. Роман вздрогнул.

— Не злая старушка, в принципе. Увидела, что у юноши ожоги, остановилась, ну и это… намазала слегка.

Роман поежился.

— Тебя она что, тоже…

— Случалось, — ответил я. — А что ты хочешь? Чагинск. Чай будешь?

Он не отказался.

— Ты делаешь какие-нибудь заметки? — спросил Роман. — Мысли записываешь?

— Нет пока, я пока… анализирую.

— Да, и я анализирую.

Я насыпал в банку до половины заварки, залил кипятком. К чаю у нас не нашлось ничего, сам чай получился кислый и пустой, он весьма подходил к нашему настроению, даром что крепкий.

— А ты не думал, что это мог быть Максим? — спросил Роман.

— Что?

— Это Максим Куприянов. Пилот.

— Ну да…

— Ты же вроде говорил, что это Костя?

— Нет! Не Костя! — отмахнулся Роман. — Костя Лапшин обычный фантазер, а Максим явно просчитанный тип! И, судя по этой фотке, ему самому нравилась Аглая. А Аглае нравился Костян. Они пошли в лес, и Максик убил Костю. Например, столкнул в болото.

— Им было по тринадцать лет, — напомнил я.

— Ну и что? Этот Максим темный типец… Кстати, ты нашел чего в дневнике?

— Ничего конкретного, так, в общих чертах. Сам посмотри.

Я передал Роману дневник.

— Давай…

Роман принялся листать дневник.

Я пересел с табуреткой к окну, пытался дышать, однако воздух не проникал, словно его там и не было, я высунул руку, но снаружи воздух был тоже мертвый. Надо купить вентилятор, чтобы немного гонял атмосферу, интересно, тут еще можно купить вентилятор?

Я смотрел на улицу, думал о погоде и о том, что на самом деле следует нормально поесть. В моем возрасте необходимо регулярно питаться, делать гигиеническую гимнастику; многие не пренебрегают черносливом, собственно, чернослив полезен в любую пору.

— Ерунда… — разочарованно сказал Роман через пятнадцать минут. — Бред подростковый, что вижу, то пою… Ты хоть что-нибудь в этом понял?

— Не особо.

— Вот и я. Если честно, я ожидал больше от этого дневника, но, видимо, ничего оригинального… Зачем его вообще прислали?

— Его не прислали, — напомнил я. — Его мы сами посмотреть решили.

— Да, точно… Кстати, Витя, ты где хранишь образцы?

Я указал под койку.

— В чемодане?!

— А где еще? Сейф с собой таскать прикажешь?

Я достал чемодан и убрал дневник в него.

— Ну, не знаю…

— Тот, кто послал тебе зажигалку, а мне кепку, позаботился об их безопасности. Не боись, Ромик, страж-птица проведет тебя долиной смертной тени, все будет чики-пуки.